Устинья. Возвращение
Устя не столько по ярмарке ходила, сколько ожидала того, что помнила. Рябину купила, варенье будет. Но… когда же? Вроде тот раз время к полудню было?
– Держи вора! ДЕРЖИ ВОРА!!!
Устя вздрогнула.
Началось.
Парень, почти ее ровесник, бежал быстро, но недостаточно. Стрельцы догоняли его, вот кто‑то подставил ногу. Парень споткнулся, пошатнулся – и так пихнул Дарёну, что бедная няня навзничь упала, дух вышибло. За грудь схватилась, ах ты ж…
Устя, не думая ни о чем, кинулась к няне:
– Нянюшка! Родненькая!
Подхватила, махнула рукой мужикам, мол, помогайте. И внимания не обратила на зеленоглазого парня, который валялся в грязи.
* * *
Аксинья и ахнуть не успела.
Налетело что‑то такое, закружило, завертело, толкнуло – и оттянул пазуху кошелек.
– Сбереги… умоляю.
А потом парня оттолкнули в грязь. И Аксинья даже сказать ничего не успела. Со всех сторон заорали, зашумели:
– Вот он, тать!
– Хватай вора!
– Не вор я, смотрите, православные! Хоть всего наизнанку выверните – не брал я!
– А бежал чего?!
– Так закричали, я и побежал!
– Врешь, шпынь ненадобный!
– ДА ПОМОГИТЕ ЖЕ!!!
Никогда Устинья так не кричала. А сейчас вот… Аксинья поняла, что происходит что‑то страшное, кинулась к сестре. А та держала нянюшку, и лицо у нее было белее мела. И у Усти, и у няни.
– Помогите! Эта дрянь ее толкнула, у нее дыхание зашлось! Ее нельзя тут оставлять, надобно хоть куда перенести!
* * *
На свой самый страшный кошмар из прошлого Устя и внимания не обратила. Не было для нее сейчас никого важнее няни.
Доброй, ласковой, любящей, родной! Самой‑самой лучшей нянюшки! Няня их всех на руках выпестовала, и сейчас, вот… вот так?! Не дам! Не позволю!!!
Петька, холоп, который с ними пошел, бестолково крутился рядом. А сама Устя вдруг ощутила огонек. Там, под сердцем…
Она… Может? И сейчас?
Может!
И подтолкнуть замершее от сильного неожиданного удара старческое сердце, и поддержать, и помочь!
Может! И от рук тепло пошло, а от веточки словно поток жара.
Ровно два крохотных солнышка горели на ее ладонях, грели нянюшке грудь и спину. Но этого все равно мало. Слишком мало!
Устя поняла это так ясно, как кто ей на ухо шепнул.
Няню надо сейчас перенести, отваром трав напоить, согреть и успокоить. Тогда все и обойдется. А коли нет, пару лет жизни долой.
Худо ли, бедно, а пару десятков лет, прожитых царицей, той, которая имела право приказывать, дали результат. Устя рявкнула так, что сама себе испугалась.
И тут же опомнилась.
Чего она боится? Кого?
Знает она их всех как облупленных, глаза б век не видывали! А потому…
– Помоги! Боярин, умоляю!
И за руку схватить. Фёдора, кого ж еще, супруга бывшего‑будущего. Вот он, в расшитом кафтане, в дорогой шапке с малиновым верхом. А лицо как и прежде. Как помнится с юности.
Это потом он усы отрастил, заматерел, а в юности был дрыщавый да прыщавый, глянуть не на что. Так плюнуть и хочется.
И плюнула бы, да нельзя.
Вот он, смотрит на воришку, тот в пыли валяется… если сейчас прикажет казнить… да и пусть его! Пусть хоть шкуру сдерет с Михайлы, только б ей кого в помощь выделили! Не перенесет Петька нянюшку, ежели один, еще человек надобен, а лучше двое. И носилки хоть из чего сделать!
Федька аж отдернулся от неожиданности. Но Устя держала крепко:
– Боярин, милости! Нянюшка моя обеспамятела! Помогите ее перенести с улицы, а потом ваша воля! Хоть казните, хоть милуйте!
А вот это на него всегда действовало. Даже когда он кровью, аки громадный клещ, упивался. Даже тогда помогало.
И сейчас на миг разгладилось лицо, появилось в нем что‑то человеческое.
– Хорошо, барышня. Эй, Филька! Помоги барышне нянюшку перенести куда скажет.
Устя тут же отпустила ненавистную ладонь, с колен не поднялась, но поклонилась.
– Благодарствую, боярин.
– Может, не боярин я, барышня?
– Как же не боярин? Когда и одет роскошно, и ликом, и статью как есть боярин?
Головы Устя упорно не поднимала. Боялась.
Полыхало под сердцем страшное, черное, мутное… Как хотелось УБИТЬ! Вцепиться пальцами в горло – и рвать, рвать, а когтей не хватит, так зубами добавить.
Нельзя. Нельзя покамест.
Ничего, она еще свое возьмет.
– Ну‑ка, иди сюда. Чего стоишь, как пень дубовый? – заворчали за ее спиной.
Может, и ругался Фёдор на своего слугу нещадно, однако зря. Вот он уже и носилки притащил. Конечно, не носилки это, просто две доски широкие вместе сложили да тканью обмотали, но хоть так! Нянюшку донести хватит!
– А ну, перекладывай… барышня, вы б няню‑от отпустили?
