Устинья. Выбор

Марья и не спорила. Она маленькую Вареньку с рук не спускала, так счастлива была доченьку увидеть. Век бы с малышкой не расставалась!

Вот и подворье, псы залаяли, Никола Апухтин на крыльцо вышел, сам встречать гостей дорогих.

Илья из саней выпрыгнул легко, сестрам выбраться помог. Покамест батюшка матушку вынимал, на Устинью поглядел, та и кивнула. Подворье оглядела – народу много. Хорошо.

Илья несколько шагов сделал – и на колени в снег упал.

– Не гневайся, боярин!

Никола аж рот открыл, потом спохватился, что снег залетает, приосанился – а что сказать, не знает. На что гневаться‑то? О чем ругаться?

Илья его надолго в неведении не оставил.

– Наш то с Машенькой грех, что до свадьбы не утерпели. Весь я перед тобой как есть, как хочешь, так и казни, за девочек я век виниться буду. Когда б знал, раньше б с повинной пришел, Машеньку за меня замуж упрашивал отдать.

Никола выдохнул.

На подворье поглядел – стоят и холопы, и слуги, глазами хлопают. Вот ведь… какие слухи по столице пойдут. А… а вот такие!

– Надо б тебя раньше розгами драть, а теперь уж – вырос.

– Казни как хочешь, боярин, твоя воля. Дозволишь невесту мою повидать да дочку на руках понянчить?

Никола с Алексеем переглянулся, кнут у подбежавшего холопа взял, Илье показал, да и опустил.

– Когда обидишь девочек – не обессудь. Дочку как положено признаешь!

– О том и прошу, боярин!

– То‑то же… своевольники. Ладно, иди ужо, ждут тебя твои ненаглядные, все глаза в окошко проглядели.

Илья с колен встал, поклонился земно.

– Благодарствую, боярин, не забуду твоей доброты.

– Иди уж… сами молодыми были небось.

– Были мы когда‑то, – вздохнул Алексей Заболоцкий. Ему‑то что с того? Удаль молодцу не в укор, да и девка… Наследовать она не будет, замуж выгодно выдадим, хочет Илья таким образом жену свою от сплетен лишних прикрыть – пусть его.

А насмешливого взгляда Устиньи и вовсе никто не заметил. Разве только боярыня Татьяна приметила кое‑что да призадумалась.

 

* * *

 

– Машенька, вот она какая? Доченька наша?

Пара слов, вроде и пустячных для Ильи‑то. Но если за эти слова смотрят на тебя такими сияющими глазами… поди, и на святых так не смотрели.

– Да, Илюшенька.

– Маленькая она такая… ее и брать‑то боязно.

Холопки зашипели, зашушукались. Аксинья нос наморщила. Варенька глазенки открыла, запищала, Марья ее на руки взяла, на Илью взгляд беспомощный бросила.

Илья ее приобнял легонько.

– Ты мне потом подскажи, что маленькой надобно, как устроить ее лучше? Нянюшка уж вовсю хлопочет‑суетится, да мало ли что упустим?

– Подскажу, Илюшенька…

Как‑то само собой Варенька маленькая на руках у Ильи оказалась, заворковала что‑то…

– А глазки у нее мои, не иначе. Серенькие?

Мигом все глазки углядели, заохали…

А Устинью боярыня Татьяна поманила. Устя кивнула, да и за ней выскользнула, в отдельную горницу прошла, поклонилась привычно.

Мол, слушаю тебя, боярыня.

 

* * *

 

Татьяна тянуть не стала:

– Ты брату подсказала, как поступить?

– Он и сам неглупый, боярыня.

– Не додумался б он. Ты подсказала, на тебя он поглядывал.

Устя промолчала. Говоришь ты, боярыня, о брате моем. А услышать‑то ты что желаешь?

Боярыня продолжать расспросы не стала, поклонилась в пояс:

– Благодарствую, Устинья Алексеевна.

Устя едва не зашипела.

Не по чину то. И боярыня ей кланяться не должна, и не так все… Быстренько сама земной поклон отмахнула:

– Прости, боярыня, а только рада я, что ты не прогневалась. Не хотелось мне, чтобы за спиной у брата да невестки поганые языки помелом мели, вот и посвоевольничала.

– Хорошо ты, Устинья, придумала. Машенька у меня младшенькая, последыш… баловала я ее, берегла от всего, вот и получилось… что есть.

Боярыня дальше досказывать не стала. Да Устя и так поняла.

И судьбы иной боярыня хотела для дочери, и огневалась на глупую, и просто злилась, что так‑то, и языки чужие были злее пчел. Вот и шипела боярыня, вот и не радовалась ничему.

А сейчас вроде как и тучи расходятся.

Да, не князь Илюшка. Но все ж в палаты царские вхож. А ежели Устинья замуж выйдет, как шепоток по столице ползет… Машку они тогда, оказывается, выгодно замуж выдали.

И подругам – змеюкам подколодным – теперь отвечать можно как положено. Да, молодежь не стерпела. Ну так… мало кто до свадьбы‑то девкой оставался, ей про то ведомо. Когда б Машка раньше призналась, раньше б и свадьба была. И внучку признали, все ж за нее душа тоже болела.

Алешка‑то Заболоцкий – тот ясно, за что старается. Денег ему Никола предложил.

А вот Илья… тот по‑разному невесту мог принять. И никто б его не упрекнул, в жене он полный хозяин. И сестра его постаралась. А могла б Машку вконец заесть, беззащитная она, Машка‑то…