В тени пирамид

– Толком никто не знает. Её подменили копией, но она настолько топорно написана, что Николай Христофорович сразу же, как приехал из Казани, это понял… Так ты пойдёшь в театр?

– Сегодня, пожалуй, нет. Отдохну, – грустно ответил Клим.

– Правильно! А вот завтра развлекись. У нас поставили «Корневильские колокола». Милая оперетка. Она театральный сезон открыла. Там уже Завадской не будет. Не дотягивает она до главной партии. Новая звезда теперь сияет на ставропольской оперной сцене – Анастасия Бурляева. Красавица! Тридцатого августа мы с матерью ходили на премьеру этой комической оперы. Глафиру послать за билетом?

– Хорошо бы.

– Ладно, распоряжусь. Относи чемодан в дом и возвращайся. Сядем за стол.

Клим кивнул и исчез за дверью.

Издалека доносился колокольный звон, и чей‑то остаток жизни отсчитывала кукушка. В ветвях высокой вишни, ещё не сбросившей листву, перелетая с ветки на ветку, щебетали птицы, а лежащий под деревом кот только делал вид, что дремлет, хотя на самом деле готовился к охоте на пернатых.

Ардашев любил свой город. В Ставрополе ему нравилось всё: мощённые булыжником широкие улицы‑проспекты с зелёными аллеями, уютные мещанские и купеческие домики, утопающие в садах, и даже Нестеровская улица с её холодными, выстроенными точно по линейке зданиями присутственных мест. Но самым необычным и роскошным архитектурным сооружением был, несомненно, ставропольский храм Мельпомены, сооружённый ещё в 1845 году и ставший первым театром на Кавказе. Кованый ажурный балкон нависал над половиною тротуара и опирался на два чугунных столба. Двухэтажное каменное здание фасадом смотрело на здание окружного суда. Молодому человеку было неведомо, что через каких‑нибудь шестнадцать лет процессы с участием известного адвоката будут собирать полные залы и достать билет на его выступления в суде присяжных будет невозможно. И даже актёры местного театра станут шутить, что пора бы обратиться к председателю суда с тем, чтобы он разрешил поставить бенефис Ардашева. Для этого предлагалось с утра до вечера слушать судебные дела только с участием вышепоименованного защитника. Сообразно театральному обычаю, весь сбор, за вычетом расходов, будет передан бенефицианту. Но всё это случится гораздо позже, когда переменчивая судьба подвергнет будущего дипломата таким испытаниям, которые не всякий смертный способен вынести.

Горничная смогла купить для Клима только билет на балкон. Других мест уже не осталось.

Недавний студент сдал сюртук в гардероб и прошёл внутрь театра по массивной дубовой лестнице с широкими перилами. Двустворчатая резная трёхаршинная дверь вела в галерею. Потолок с лепниной был расписан сусальным золотом. Ложи и кресла, обитые тёмно‑красным плюшем, невольно приковывали взгляд. Молочные абажуры ламп располагались по всей длине стен, но их заправили керосином, а не маслом. От этого они коптили потолок.

Будущий драгоман занял место согласно небольшому серому бумажному прямоугольнику со штампом. Прямо перед его глазами возвышались сцена и уже знакомый синий занавес с тяжёлыми кистями. На нём виднелись театральные маски, очертания каких‑то африканских пальм, средиземноморских кипарисов и павлинов. Пахло дорогим табаком, парфюмами, керосином и пылью.

Прозвенел первый звонок. Зал почти собрался. Публика – сплошь зажиточная и просвещённая. Чиновники в парадных мундирах, купцы, чёрные фраки и сюртуки интеллигенции, дамы в вечерних нарядах и старушки в шляпах со страусовыми перьями, вероятно, помнившие ещё 1837 год, когда по Большой Черкасской проехала карета государя императора Николая I.

Вся городская власть устроилась в партере с седьмого по одиннадцатый ряд. Уклон пола под первыми шестью рядами был сделан неверно, и потому зрителям этих мест приходилось постоянно задирать голову, отчего уставала шея. Горожане знали об этом промахе архитектора Ткаченко и на неудобные места билеты не брали. Другое дело – приезжие. Они сразу же попадались на удочку, стараясь оказаться как можно ближе к сцене. И, глядя на них, любому местному театралу становилось понятно, что на спектакле присутствуют гости Ставрополя. Всего имелось два яруса лож, а в третьем была устроена галерея.

Клим отлично видел оркестровую яму. Одно место среди музыкантов струнной группы оставалось незанятым. Если судить по тому, что альты, виолончели, контрабас и одна скрипка находились на месте, то оставалось предположить, что не хватает одного скрипача, поскольку второй уже начал канифолить смычок. Зато парный состав деревянных духовых (две флейты, два гобоя, два кларнета и два фагота) был в полном составе, как и медные (две валторны, две трубы, две литавры, тромбон и туба). Музыканты разыгрывались, но дирижёр и директор театра о чём‑то взволновано переговаривались, находясь рядом с пустым местом скрипача.

Зрители откашливались и шелестели афишками, предвкушая увидеть комическую оперную феерию Робера Планкетта. Прошло пятнадцать минут, но второго звонка не давали. По зале пронёсся ропот. Клим видел, как дирижёр что‑то объяснял второй скрипке, указывая на раскрытые ноты на пюпитре, и музыкант, соглашаясь, послушно кивал в ответ.

Наконец прозвучал второй звонок. Степенные капельдинеры начали тушить лампы, и послышался шёпот одобрения публики. Разнородный шум музыкальных инструментов стих. Прозвучал третий звонок, и зажглись огни рампы. Сбор был полный.

Заиграл оркестр. Увертюра знаменитой комической оперы полностью поглотила пространство, и минуты пленительной музыки наполнили души зрителей. Вскоре занавес колыхнулся и, точно живой, пополз вверх. Подул театральный ветер, и почудилось, что присутствующие оказались в Нормандии в конце царствования Людовика XIV перед средневековым замком, в котором поселилось привидение.

Неожиданно в зале появился городовой. Он прошёл в партер и, наклонившись, что‑то шепнул полицмейстеру, который поднялся и вышел. За ним поспешил и его помощник. Потом опустело место камерного товарища прокурора[1], следом удалились прокурор первого участка и судебный следователь по важнейшим делам Славин.

Не успело закончиться первое действие оперы, как всё тот же городовой навестил ложу купца Папасова. И последний, сказав что‑то жене, тотчас её покинул.

«По всем вероятиям, в городе стряслось что‑то невообразимое», – мысленно рассудил Ардашев, спускаясь в буфет во время антракта. Но Ставрополь – город небольшой, и новости разбегаются быстрее, чем тараканы от света керосиновой лампы.

Заказав рюмку коньяку, Клим оказался свидетелем разговора небольшой компании, расположившейся рядом с ним.

[1] Прокурор Ставропольского окружного суда возглавлял прокуратуру Ставропольской губернии. Его первым заместителем был камерный товарищ прокурора, а товарищи прокурора отвечали за прокурорский надзор в 1‑м и 2‑м участках г. Ставрополя и в уездах Ставропольской губернии. Обычными обязанностями товарища прокурора были поддержание обвинения в суде и надзор за следствием.