Вальс душ

– Не будем забывать, что мы – последние борцы, последние защитники бедных, угнетенных, неугодных капиталистическому буржуазному обществу. Мы, члены ячейки Сорбонны, отстаиваем дело эксплуатируемых рабочих, женщин, которым недоплачивают, отвергаемых обществом эмигрантов. Последний пункт важен, мы должны усиленно вербовать сторонников в пригородах. Они – новые современные рабы. Те, кто развозит заказы на велосипедах и на мотороллерах, водители такси, санитары из больниц и домов престарелых, охранники и ремонтники, все, кто болтается на подхвате, кто прозябает на нищенскую подачку. Короче, те, кто вкалывает неофициально, порой без документов, жертвы повседневного расизма, без которых стране не прожить. Они те, кто причисляется обществом к людям второго сорта и от всего отмахивается, хотя имеет право голоса. Мы должны внушить им, что мы – их единственные защитники и что помочь нам прийти к власти – их единственная надежда стать полноценными гражданами. Их видимо‑невидимо! Развитие политической истории этой страны дует им в паруса. Они – наше будущее.

Все согласны с оратором.

– Ты хорошо записал все, что я говорил, Луи?

– В мельчайших подробностях, Нико.

Николя выдыхает густое облако сигарного дыма. Лола кашляет. Воняет табаком. Чтобы защититься от вони – а может, из солидарности, – некоторые закуривают сигареты.

– Идем дальше. Я получил директивы от нашей депутатки в Национальном собрании Виолэн Гароди.

Он достает письмо и громко зачитывает:

– «Скоро мы получим официальную поддержку от Гиены. Присутствие в наших рядах этого талантливейшего и очень популярного исполнителя расширит нашу молодежную аудиторию, особенно в пригородах. Он станет нашим официальным талисманом».

Все хлопают и проявляют энтузиазм по случаю присоединения к их делу такой знаменитости.

– Обожаю его песенки! – кричит Морган и декламирует строчки из хита рэпера «Убейте их всех».

– Я тоже, – подает голос Луи.

Николя с улыбкой продолжает:

– «Рассчитываю, что вы, дорогие члены Неосталинистской партии, подействуете на колеблющихся, неопределившихся, тех, кто готов нас предать. Избавьтесь от тех, кто проявляет социал‑демократические тенденции. До чего мерзкое слово! Мы ни в коем случае не должны обуржуазиться, подобно прежним левым партиям и особенно социалистам, отказавшимся от всякой борьбы. Революция делается не в гостиных и не теми, кто дискутирует за чашкой чая…»

Николя опять улыбается, довольный эффектом, производимым словами депутатки НСП.

– Лола, сходишь за пивом?

Он сует девушке деньги, та идет в бар и за несколько раз приносит большое количество полных кружек. Все чокаются, и Николя продолжает зачитывать обращение Виолэн Гароди:

– «У партии одна линия, не терпящая компромиссов. Лавирующие сейчас предадут нас, когда мы перейдем к действиям, тем более когда мы будем у власти».

Он кладет листок на стол и достает второе письмо.

– Виолэн Гароди передала мне список тех, кого она считает отклоняющимися от линии партии. Сейчас мы проголосуем поднятием рук за или против их исключения. Все эти люди, естественно, не знают, что попали в партийный прицел.

– Может, исключить их без голосования? – предлагает Морган.

– Виолэн хочет соблюдать формальности. Пойдем по алфавиту. В списке восемь человек.

– Мы их всех знаем? – спрашивает Лола.

– Да, и ни одного здесь сегодня нет. Сами видите, какие это преданные активисты… Перечисли фамилии, Луи, а потом мы проголосуем.

– Ну что, коммуняки, революцию готовим? – раздается чей‑то глумливый голос.

Эжени оборачивается. Двери зала заблокировала дюжина молодцов в черной военной форме. Они в капюшонах, в касках, с дубинками, на щитах черные квадратные кресты.

Эжени узнает по росту и по могучему телосложению того, кто кричал.

Ян Мюллер, главарь фашистов с юридического факультета Париж‑Ассас.

Неосталинистская партия уже имела неприятности с этим типом и с его подручными из ННП, партии неонацистов.

Николя вскакивает, хватает свою табуретку и вращает ее над головой, как укротитель, заставляющий пятиться львов. Остальные берут с него пример. Некоторые хватают бутылки и отбивают им о край стола горлышки, превращая их в режущее оружие.

Эжени находит в углу швабру и машет ею, чтобы держать фашистов на расстоянии.

Из главного зала доносится шум: посетители и официанты уносят ноги, поняв, что сейчас будет потасовка. Драка не заставляет себя ждать. У напавших дубинки и щиты, они эффективнее тех, кто отбивается чем придется. Главари, Николя Ортега и Ян Мюллер, сцепились друг с другом.

Эжени в ярости. Она колотит рукояткой швабры недругов в черном по коленям, по бокам, по каскам. Рядом двое в капюшонах повалили на пол Лолу и рвут на ней блузку, грозя исполосовать бритвой. Лола голосит, а тот, что с бритвой, что‑то вырезает у нее на плече. Эжени, потрясенная этой сценой, не видит, как к ней приближаются со спины целых трое «черных». Ее тоже валят на пол, ей тоже грозит такая участь.

Но к ней на помощь приходит Николя: он только что оглушил Яна Мюллера, а теперь отбивает у насильников Эжени.

Они сопротивляются вдвоем. Схватка продолжается, Эжени еще решительнее сыплет ударами. Звучит пронзительный свисток.

– Легавые! – визжит Лола.

В кафе «Робеспьер» прибыл отряд полиции в темно‑синей форме, тоже с дубинками и щитами. Эжени не успевает опомниться: сильные руки хватают ее, разоружают, связывают. Она отбивается, но полицейский надевает на нее наручники, волочет на улицу и бесцеремонно запихивает в фургон.

Вскоре у нее появляются попутчики, Николя и Ян Мюллер, потом еще и еще. До отказа набитый фургон с включенной мигалкой мчится в комиссариат Пятого округа.

 

18.

 

– Выпустите меня! Вы уже больше четырех часов нас здесь маринуете! По какому праву? Жертвы – мы! На нас напали! – рвет глотку Николя в камере предварительного заключения, просовывая кулак между прутьями решетки.

Приходит полицейский:

– Успокойтесь, месье. Не усугубляйте свое положение.

– Хватит орать, – советует из соседней камеры Эжени.

– Это какая‑то дикость! С нами обращаются как с преступниками! Что мы здесь делаем? Чего ждем?

– Сколько ни нервничай, толку не будет, – отзывается Эжени.