Вальс душ

– На нас напали члены неонацистской партии с факультета права Ассас. Конкретно банда Мюллера. На них были капюшоны.

– Неонацисты из ННП? Других таких фашистов надо еще поискать! – волнуется Рене. – Ну а НСП нынче левее крайне левых… Все вы, что одни, что другие, ненавидите друг друга еще более люто, чем ваши ультралевые и ультраправые предшественники.

Эжени вскидывает голову, удивленная отцовской безапелляционностью.

– В этот раз они напали на нас. Напоминаю, мы всего лишь оборонялись.

Рене вздыхает:

– На счастье, примчалась полиция и вас разняла, иначе вы друг друга поубивали бы. Ты не ранена?

– Пару раз приложили, ничего серьезного.

У Эжени одно желание: вернуться к себе и принять душ, но в полуденном Париже сплошные пробки.

– Капитан полиции рассказал мне, что среди ваших есть раненые. Некоей Лоле исполосовали плечо бритвой. Порезы имеют форму нацистского символа.

– Они и меня хотели так пометить, но Николя меня спас.

– Николя Ортега? Главный в ячейке НСП балбес, корчащий из себя Че Гевару?

Эжени не нравится тон отца, когда он говорит о ее возлюбленном, но она решает промолчать.

– Ты с ним спишь? – не унимается он.

Она не отвечает.

Рене едва не задевает велосипедиста и спугивает его гудком.

– Я знаю, почему ты застряла в туалете, – опять заговаривает он. – Я, когда еще мог заниматься регрессиями, тоже, бывало, там скрывался, потому что только там можно уединиться так, чтобы никому не отчитываться.

Эжени рада сменить тему. Ей не хочется скрытничать.

– Благодаря новому преподавателю, использующему искусственный интеллект для изучения истории, я точно определила, где и когда происходит моя первобытная регрессия.

Отец вопросительно смотрит на нее.

– Он отсканировал мой рисунок звездного неба, прогнал его через свою программу и нашел координаты места. Потом отсканировал рисунки с окрестными холмами, ввел в программу всю информацию, которой я располагала, о растениях, животных, лицах. Программа все проанализировала и выдала результат: мы – неандертальцы, жившие в Израиле, конкретно южнее горы Кармель, в месте под названием Эль‑Табун.

– Ты шутишь?

– Нисколько. Там нашли древнейшее в истории человечества захоронение. Это, между прочим, могила моей мамы – я имею в виду тогдашнюю маму, – которую мы с тогдашним отцом вырыли и накрыли плоским камнем сто двадцать тысяч лет назад.

Они продолжают тащиться с черепашьей скоростью.

– Это одна из поразительных вещей, найденных благодаря «5W», программе Рафаэля Герца. Я была там, когда мое неандертальское племя встретилось с племенем сапиенсов. Сначала все шло гладко. А потом мой отец – то есть отец Пус – решил выдать меня за Правый Указательный, так зовут сына вождя сапиенсов. На пиру после брачной церемонии сапиенсы напоили нас спиртным и коварно на нас напали.

Она рассказывает во всех подробностях, что видела и чувствовала в последней регрессии. С содроганием вспоминает то мгновение, когда ее пронзила стрела. Опять переживает тот ожог, ту острую боль. Видит словно наяву, как оглянулась и узнала своего убийцу.

Она сердито сжимает кулак. Ее сжигает злоба, не свойственная Эжени Толедано, но она все равно вся пылает.

– И как же все это кончилось?

– Плохо. Моей смертью.

– Нет, ты жива.

– Как это «жива»? Говорю, он меня убил.

– Смерть тела – не смерть души, – возражает Рене. – Если хочешь, я тебя провожу, чтобы ты взглянула, что происходит «после».

Раздается такой пронзительный гудок, что у них едва не лопаются барабанные перепонки.

На светофоре зажегся зеленый свет. Рене смотрит в зеркальце заднего вида, чтобы понять, кто ему сигналит.

Эжени оборачивается и видит здоровенный внедорожник камуфляжной раскраски с торчащим хромированным бампером, с целой шеренгой клаксонов на крыше и с головой гиены на капоте.

– Так и будешь стоять, козел?! – орет водитель этого танка.

Рене хочет тронуться, но вместо этого его старая колымага глохнет.

Танкист вываливается наружу. Весь он увешан золотыми цепями и медальонами в форме доллара, оголенные ручищи густо покрыты татуировками, волосы мелко завиты и обесцвечены.

Рене опускает стекло:

– Простите, двигатель барахлит…

– ДВИГАЙ ОТСЮДА, А ТО РАСПЛЮЩУ, КОЗЛИНА! – заходится верзила.

– Уважаемый, – говорит в ответ Рене, – я не стану вас оскорблять в ответ, но, боюсь, свеча вашего интеллекта дышит на ладан…

Детина харкает ему на дверцу, забирается в свой внедорожник и втыкает первую передачу.

Удар, Рене и Эжени едва не расшибают лбы о приборную доску.

Теперь Рене все же распахивает дверцу и высовывает наружу голову:

– В чем дело? Что вы себе позволяете?

Он открывает бардачок, вынимает два экземпляра европротокола и ручку и выходит. Но детина проносится мимо него с выставленным в окно средним пальцем.

– КОЗЛИНА! – Можно подумать, что другие слова ему неведомы.

– Ну и молодчик! – Рене провожает взглядом внедорожник и с досадой разглядывает свой пластмассовый бампер, расколотый хромированным тараном.

– Я его узнала, – сообщает Эжени, тычущая пальцем в смартфон.

– Ну, и кто это?

Она показывает отцу свой смартфон.

– Вот его фотография. Это Гиена, знаменитый рэпер.

– Я записал номер. Заявлю на него, кем бы он ни был, ему это так не сойдет.

– Забей, – советует отцу Эжени со вздохом. – У него полно таких стычек, часто с более серьезным исходом, и он всегда выходит сухим из воды. У него виртуозный адвокат, судьи клянчат у него автографы… Подашь жалобу – прослывешь старым реакционером, не переваривающим молодежь, увы.

– Как же так, он специально в нас врезался!