Варяг. Архонт Росский
В Белозере ожидал сюрприз. Гость нежданный и незваный. Великий князь Олег собственной персоной. С малой дружиной и спутниками: князьями‑варягами Вардигом плесковским и Рулавом изборским, торжественно представившимся Рулавом Труворовичем.
Годами сей князь был, пожалуй, помоложе Трувора Стемидовича и при более близком общении пыжиться перестал, повел себя, как и подобает родичу – попросту и без лишних понтов. Сергей простил ему чванство: как‑никак князем Рулав был совсем свеженьким, полгода назад стол унаследовал.
Еще одним важным спутником Олега был ростовский князь[1], мерянин Яктев. Этот, хоть и мерянин по подначальной территории, похож был скорее на словенина из южных, а жена, которую он привез с собой, ликом и вовсе была чудинка: светловолосая, светлоглазая, с тонкими губами и курносая. Оказалась она, впрочем, не чудинкой, а очередной родней белозерских. Не близкой, колене в четвертом и по линии Стемидовой бабушки… Но понятно, почему Яктев прихватил ее с собой. Чтоб не забывали: не совсем чужой он.
Как позже пояснил Рёрех, отношения с мерянами у Белозера всегда были сложными. А прошлой зимой еще больше усложнились. Это когда Сергей пленных пригнал. Нет, к нему никаких претензий: сами напали, сами огребли. Опять‑таки, бо́льшую часть Сергей еще по пути за выкуп отпустил. Но осадочек остался. И лег на многолетние отложения территориальных разборок.
* * *
Избор удивил. Не тем, что явился на общекняжеское сборище, а тем, что решил поселиться у Сергея.
Стемид, возможно, немного обиделся. Избор ему прямо заявил:
– Шумно у тебя, тесно. Не люблю. У ученика жить буду.
Тогда белозерский князь только кивнул. Может, обиделся, а может, и почувствовал облегчение. Дама из экипажа – тягловой силе облегчение. Характер у ведуна трудный. Запросто мог кого‑нибудь унизить, а князю потом разруливай. Вот только подумал он, скорее всего, что ведун нацелился к Рёреху, который тоже своим домом жил, причем рядышком, и числился учеником Избора. А старый взял да и заквартировал у Сергея. Нет, Вартислав, конечно, тоже сын. Но приемный и родная кровь – большая разница.
Рёрех, что характерно, не обиделся, а выразил полнейшее удовольствие.
Оказаться под одной крышей с наставником… Да ну на фиг! Шпынять будет, строить, дуть пиво, приговаривая: «Давно такой гадости не пил. Жена у тебя, верно, безрукая». Вот и вся радость от совместного пребывания с таким гостем. Ах да! Еще девок молоденьких изваляет. А которыми побрезгует, тех зашугает до икоты. Ведун и есть, чтоб его барсук оттопырил!
Сергею норов ведуна был отлично известен, но Избор уже сделал для него столько хорошего, что имел право на любое поведение. Разве что в супружескую постель он бы ведуну залезть не позволил бы. Ну да Избор и не стал бы. Сергей за годы общения более‑менее научился понимать своего наставника и знал, что тот безупречно чувствует границы и никогда их не переходит.
Тем приятнее было, когда оказалось, что Избор‑гость неожиданно пришелся ко двору. Прямо как старый Рёрех из прежней жизни в доме воеводы Серегея. Колхульду если и ругал, то только за то, что мало строит челядь. А Колхульда при этом цвела маковым цветом! Пестун мужнин ее стряпню и хозяйственность неустанно нахваливал, а когда сказал, что знает, как ей родить сына, то и вовсе превратился в спустившееся с небес божество.
То же и с воинским контингентом. Дёрруд к Избору и раньше проникся, а после того как ведун меньше чем за минуту трижды(!) обезоружил Грейпа Гримисона, то и Сигтрюггсона можно было смело поставить в один ряд с Колхульдой под табличкой: «Поражены божественным величием».
– Он обманул меня, – грустно признался Убийца Сергею. – Он лучше. – И, прочитав по глазам мысль, воскликнул: – Ты знал!
– Знал, – пришлось признаться Сергею. – Меня ведь не один ты учишь, но и он. Только он не лучше, друже. Он – другой. Сойдись вы не в шутейном бою, а в настоящем, не знаю, кто победит.
– Думаю, мы оба умрем, – рассудительно произнес Убийца. – Потому что теперь, когда мы знаем правду, ни он, ни я не захотим уступить. Да ладно, не думай обо мне дурно, хёвдинг! – Дёрруд ухмыльнулся: – Есть и другие, что мне не уступят. Тот же Харальд Золотой. Он мне, помнишь, сестру в жены обещал! Когда забирать поедем?
* * *
А чуть позже у Сергея с Избором состоялся разговор интимного характера. Никак иначе не определить процесс наречения именами личного оружия.
– Негоже, – сказал ведун, – когда у такого, как ты, клинки безымянны.
– А кто сказал, что безымянны? – поднял бровь Сергей.
Имя синдского клинка ему было ведомо. Огнерожденная. Но называть его вслух как‑то не получалось.
Но сейчас произнес. И удостоился одобрительного кивка.
Франкский меч…
– Он у тебя пустой покуда, так что я сам его нареку, – решил за Сергея Избор. – Дай‑ка сюда!.. Гож, ой гож, – ворковал ведун, глядя на клинок как гурман на каплуна после недельной голодовки. Первого, естественно.
«Не дам! Пусть даже и не надеется!» – мысленно приготовился Сергей.
– Последний Довод… – наконец‑то выдал Избор. Но тут же исправился: – Таково было бы его имя, кабы не видел я его назначение. А потому ему другое имечко требуется… – Избор снова задумался, а потом выдал: – Рог Битвы! – И прибавил деловито: – Сыну отдашь, когда в силу войдет. А как родится, мне такое же диво подаришь. Ведаю: твой коваль‑умелец может и получше этого сковать.
Избор погладил уникальный в своем роде предмет, тесак из булата, скованный, кстати, тем же умельцем. Ух он тогда и ругался! И понятно почему. Это даже хуже, чем лучшую корабельную древесину, отборную, высушенную в идеальных условиях, на рыбацкий челнок пустить.
«Ведает он, – подумал Сергей. – Да об этом все Белозеро знает».
Но в принципе заявка справедливая. Сергей даже укол совести ощутил: заслужил старый полноценный клинок франкской ковки. Сергей мог бы и сам об этом подумать. Избор ему точно не меньше добра сделал, чем тот же Стемид.
– Есть у меня для тебя клинок, – слукавил он. – Для подходящего случая припасал. Но раз уж речь зашла, сегодня и подарю.
[1] Я знаком с позицией тех историков, которые полагают, что датировать основание Ростова девятым веком в соответствии с ПВЛ неверно, поскольку не соответствует археологическим данным, относящим городские «останки» минимум к середине десятого века. Однако городище на этом месте к описываемому времени насчитывало уже несколько веков, так что, полагаю, у меня есть право на небольшую вольность: «передвинуть» основание града Ростова на несколько десятилетий. Тем более что и с архелогией все не так просто.
