Ведьма, мы-же-на-ты!

– Перед тем как ты пал к моим ногам? – вопросом на вопрос ответила я, ощутив, как саднит пересохшее враз горло.

– Перед тем как ты начала свои пытки, ведьма, – возразил пепельный.

– Это было спасение, а не пытки… – фыркнула я.

– Да я чуть не сдох, пока ты меня спасала, – не остался в долгу муженек. И только я вознамерилась ответить, что в следующий раз обязательно отойду в сторонку и подожду, пока этот белобрысый не истечет кровью, как тот добавил: – Спасибо…

Я аж вздохом поперхнулась. И вот как на него после этого гордо обидеться? Чтоб уйти, как истинная ведьма, с гордо поднятой головой. Хотя про «уйти» – это я погорячилась. Ибо для начала надо было слезть с пепельного…

А на нем я, к слову, сидела качественно и ни разу не деликатно. Потому как задача у меня была не соблазнить, а зафиксировать. И как итог был полный разврат: юбка задралась так, что обнажила не только голени, но и бедра! И даже панталоны в ромашку! Эти‑то цветочки пепельный сейчас и разглядывал. Заинтересованно так.

Вот ведь! Совсем недавно едва не умирал, а сейчас, посмотрите на него, на ботанику потянуло. Цветочками любуется! Распутник. Я уже хотела вскочить и одернуть юбку, как вдруг заметила рядом с едва затянувшейся раной кое‑что. И мне стало резко не до морали. Да вообще мало до чего. Потому как я заметила черную нить. Та была магической, тоньше волоса, и уходила в тело пепельного…

– Что это у тебя за гадость? – протянула я.

– Характер, – саркастично отозвался муженек.

Но я на подколку внимания не обратила, а склонилась над разошедшимся швом и осторожно дотронулась силовым щупом до нити. Та дернулась и попыталась уйти в мужское тело, как рыба на глубину.

Поймала проклятие – а это было именно оно – за самый хвост. Зато теперь стало понятно, почему магия этого светлого на всю голову не брала…

– Где ты умудрился подцепить смертельное чернословие высшего порядка? – поинтересовалась я светским тоном, меж тем завязывая узелок из кончика нити так, чтобы зафиксировать ту на поверхности тела.

– Наверное, там же, где и тебя, – на том свете, – отозвался раненый.

– И как же ты оттуда вернулся? – поинтересовалась я, проигнорировав едкое замечание в мой адрес.

– Вернули… Одному магу нужно было узнать пределы силы нового регенерационного заклинания, и для этого требовались… подопытные.

– Судя по тому, что ты жив, опыт удался? – заметила я.

– Да, – мрачно ответил пепельный и добавил: – Если один из двух сотен – это однозначно удача. Кроме меня, это заклинание не смог перенести ни один… Все сгорели в энергии магической жилы.

– Жилы? – переспросила я, нахмурившись.

– Да, та выходила наружу как раз в подвале лекарского корпуса. Умирающих спустили туда и…

Супруг сглотнул, прервав сам себя, и я за него закончила:

– …присоединили к жиле, чтобы та питала заклинание. Но природная сила – слишком сырая, неконтролируемая. Поэтому, полагаю, она сожгла плетение, а за ним и тела… добровольцев? – я постаралась подобрать тактичный синоним к «подопытным».

– Да. То, что я не сдох, назвали статистической погрешностью и чудом, – холодно закончил пепельный.

– Это было не чудо, а смертельное проклятие, – возразила я. – Оно‑то и спасло тебе жизнь, вобрав в себя излишки силы дикой магической жилы…

После этих слов раненый упрямо сжал губы, ничего не сказав. И по этому его молчанию стало все понятно. И я не удержалась от вопроса:

– Многих потерял?

– Выжила одна треть из нашей сотни…

Со мной такое случалось нечасто – когда я не знала, что сказать. Утешать я не умела, сочувствовала – не лучше… Потому невольно вырвалось:

– Никто из нас не вечен. И когда‑нибудь ты встретишься с теми, кого потерял, там, за гранью. Но пока есть возможность жить – живи. И так ярко, чтобы демоны тебе завидовали!

– Звучит как девиз, – усмехнулся пепельный.

– Вообще‑то это тост, – поправила я. – Его в канун Новогодия всегда произносила моя прабабка за семейным ужином.

– И как она жила? Ярко? – полюбопытствовал раненый.

– Почему жила? – приподняла я брови. – Живет до сих пор.

– И в чем же секрет ее долголетия? – полюбопытствовал пепельный.

– Овсянка и прадед, – охотно ответила я и пояснила: – Овсянка – для крепкого сердца, а прадед – для всего остального.

Прозвучало это так двусмысленно, что я как‑то разом вспомнила, на чем я сижу, а главное – в каком виде…

Так. Засиделась я что‑то…

Медленно, чтоб не потревожить рану, начала вставать и…

– Ай! – вырвалось непроизвольно.

Все оттого, что мои каштановые волосы умудрились перепутаться со светлыми, а я, в свою очередь, напрочь об этом забыть. Так что пришлось потратить время, распутывая колтун, стоя при этом в позе вопросительной руны.

Наконец я выпрямилась, одернула юбку, чувствуя, как в груди под заинтересованным и немного насмешливым взглядом пепельного рождается доселе неведомое чувство – смущение. Чтобы задавить его в зародыше, напустив на себя деловой тон, произнесла:

– Тебя надо зашить еще раз и перевязать, а потом вытащить проклятие. Иначе рана снова разойдется. Так что я сейчас схожу за лекарской котомкой и вернусь…

С этими словами я развернулась на пятках и уже сделала шаг к лестнице, как мне в спину прилетело:

– Рангер…

– Что? – Я невольно остановилась и обернулась.

– Меня зовут Рангер, можно просто Ран, – повторил пепельный и приподнял бровь. С намеком так приподнял.

Пришлось вынужденно ответить.

– Веризия… Изи Дэйрис, – представилась я по привычке уже новой фамилией.

– То, что Дэйрис, я в курсе, – усмехнулся этот невозможный пепельный. Вот ведь язва!

Хотела ответить что‑нибудь ехидное, чтобы оставить последнее слово за собой, но решила: я девушка экономная, поэтому не стоит транжирить словарный запас на всяких доходяг. Так что лишь гордо вскинула голову и направилась к лестнице.

 

Глава 4