Ведьмы.Ру
– Тише. Сиди. На вот, – в руки Ульяне вложили зеркало. Обыкновенное такое. Овальное, в розовой пластиковой рамке. – Смотри внимательно.
На что?
Собственная физия показалась ещё более нелепой, чем обычно. Особенно выражение лица. Растерянное‑растерянное. И удивлённое. И ещё испуганное, хотя чего бояться? А оно вот.
Волосы дыбом.
Глаза посветлели…
– Чуть дальше отодвинь.
Ага, это чтоб было видно лучше… хотя… темно, почему оно вообще видно? И зеркало обычное, без встроенной подсветки. А бабушка за спиной стоит. Возвышается даже. И руки держит. И от рук этих к Ульяне точно ниточки протянулись. Беленькие.
Это она марионетка?
Или… стоило ниточкам коснуться макушки, и они потемнели. А потом волосы шевельнулись и приподнялись. Нет, разве такое… а из них навстречу ниточкам тоже потянулось что‑то чёрное, то ли дым, то ли туман.
Пар?
Главное оно выползало из волос, чтобы повиснуть над макушкой Ульяны этаким облаком.
– Что… это?
– Проклятье родовое, – бабуля подхватила черноту ладонями да и смяла её.
– Ай!
Голову болью прострелило, будто иглу в ухо всунули.
– Терпи. Сейчас чуть полегчает.
Ага.
Конечно.
А Ульяна взяла и поверила. И… и понаехали тут. Она не звала! Припёрлись. Как же, помогать… столько лет она им нужна не была, тут же вдруг понадобилась.
Уроды.
Права маменька, хотя сама и вправду ведьма, если не по силе, то по характеру…
– Дыши глубоко, – рядом плюхнулась Ляля. – Ба, я её умою…
Не надо Ульяну мыть! Не водою из грязной этой лужины… русалка. Не бывает русалок! А что чешуя, так это болезнь кожная. Кератоз.
Точно!
Ульяна читала…
– Сиди, сиди, это в тебе проклятье говорит. Они все разум дурманят, – вода, коснувшаяся лица, была ледяною, и холод вдруг унял раздражение. Даже стыдно стало за мысли свои. Получается, что… что… не бывает проклятий.
То есть, бывают, конечно. Классические.
Тёмные.
И ещё некромантические. Это из запретных разделов магии. И надо тогда обращаться в полицию. С заявлением. Требовать досмотра… пусть проверяют, выявляют.
– Сиди, сиди, – Ляля черпала воду из воздуха и лила на лицо. – Сейчас пройдёт.
– Я… в полицию пойду.
– Сходи, – бабушка уже водила пальцами по спине, от шеи и ниже. И в позвоночнике эти её прикосновения отзывались лютым холодом. – Вреда не будет, но и пользы тоже. Проклятье ведьмовское, а стало быть, ничего‑то они не найдут.
Но как же… Ульяна сама видела.
И ладно бы только видела. В конце концов, увиденное могло быть иллюзией, но она же чувствовала! Вот эти тонкие злые нити, которые уходили вглубь её тела. Они… они существовали!
И там, внутри, тоже чернота пряталась.
Под сердцем.
– Тише, детонька, разберемся… со всем… признаюсь, тогда я крепко оплошала. Всё, Ляля, отпускай. Теперь поутихнет. Я, как увидела эту вот хмарь… даже не такую. У тебя махонькая, а там прямо кипело всё, чернотой переливаясь, у меня сердце едва и не стало. А она подходит и говорит, мол, маменька, не лезь, куда не просят.
– А вы?
– А я полезла… такое… оно не бывает задарма. Да и не хватило бы у неё собственных сил. Крепко не хватило бы… она ж слабой всегда была. Значит, что?
– Что? – спросила за Ульяну Ляля, чья влажная, но тёплая ладонь крепко держала за руку.
– Значит, что где‑то она их взяла. Но тех, что взяла, надолго не хватит. Их никогда не хватает, чтобы полностью…
Чернота внутри сворачивалась клубком. Она перекатывалась и… успокаивалась.
– Я и спросила, мол, чем платить будешь.
– А она?
– Она ответила, что не моего ума это дело… всегда была упрямой, своевольною. Но вот чтобы такое… – бабушка покачала головой. – И говорит, что дело сделано. Что одним любовь, другим – жизнь долгую и приятную. И выберет она второе. Что не позволит с собою, как с подружками, когда их в доме заперли и детишек рожать заставили… будто кто‑то запирал и заставлял. Но нет… вбила себе в голову, что… ну не о том речь. Мне сказала, что клятва принесена, обряд завершён. И что если ей счастья желаю, то оставлю всё, как оно есть. А иначе – я ей не мать.
Страсти какие. Главное, воспринимается всё до крайности опосредованно. Как сказка. Такая вот, Ульяны напрямую не касающаяся.
– Мне бы сдержаться, поговорить, тихо, ласкою… глядишь, повернулось бы всё… но не смогла. Отвесила я ей оплеуху. Она в свою очередь меня проклясть попыталась… я её… в общем, закипело всё. Слава Богам, что Белянка сообразила, что неладное начинается и гостей вывела куда‑то там. Мы ж от души развернулись.
– И…
– И выяснилось, что равны по силе стали. Я со своею тогдашнею. Она – с заёмною. Тут уж точно стало ясно, что брала… и у кого брала. И проклясть друг друга не можем, и отступить… она мне в лицо кинула, что я дурной матерью была. Что никогда‑то не слушала её желаний, что душила её свободу… в общем, многое сказала. Да и я не смолчала. Прошлась и по характеру её, и по лени, и по иному… говорю ж, молодая была.
Странно такое слышать.
Но Ульяна слушает.
– Кинула в лицо, что она за свою жизнь красивую душой заплатит. А она мне ответила, что заплатит. Только не своею. Что в договоре всё продумано.
– А… чьею?
Ответ на вопрос Ульяна, кажется, знала.
