Ведьмы.Ру
Кажется, даже покраснела.
Цветок в руке даже вес имел. И запах. Магия всегда удивительно пахла. У всех по‑разному. Данькина вот пахла еловым лесом, соленым морем и самую малость – дымом. Ещё почему‑то пончиками с повидлом…
– Погоди… – Данька протянул было руку, то ли поправить хотел, то ли забрать собирался, но цветок вдруг лопнул, прямо в лицо, окатив Ульяну водопадом огненных брызг. И не больно, но…
Обидно.
До того обидно, что прямо в глазах потемнело.
Вот значит, как… она поверила… нашла кому. Сама дура, давно пора понять, что в этой жизни никому нельзя верить. И плакать тоже нельзя. А потому Ульяна закусила губу, пытаясь сдержать слёзы. Они же взяли и высохли, только облако силы сжалось.
А толку, всё равно у Ульяны ничего не выходит.
И по жизни.
И с магией.
– Это… шутка такая… – Данила сделал шаг назад. – Пранк… просто пранк.
Просто…
– А знаешь, что… – Ульяна вдруг поняла, что голос её звучит ровно. И плакать не хочется. Совершенно. Хочется сделать что‑то… что‑то такое… – Ты пошутил. И я пошучу. Идёт?
Данька мотнул головой.
Искорки ещё кружили в воздухе. И таяли, касаясь кожи. Красивые. У неё в жизни так не получалось. И не получится… и наверное, это несправедливо, когда одним по жизни всё, а другим вот, как Ульяне, только тающие искры чужого волшебства.
– Да ладно тебе… – произнёс Мелецкий не слишком уверенно. – Шутка же… ладно, может, не смешная… хотя… ты бы свою рожу видела, Тараканова… такая… такая… надо было заснять, вообще…
– Иди‑ка ты, Данила Антонович, к своей невесте. Её и донимай. Что пранками, что остальным всем… а про других забудь.
Сила крутанулась и сплелась в вихрь.
– Чего?
– Того, – рявкнула Ульяна. – С невестой. А больше ни с кем ни того! Ни этого!
– Ну… лады… понял, – и руки поднял, показывая, что сдаётся. Шут гороховый. Вот как в одном человеке могут уживаться эта придурь и горделивое осознание собственного величия? – Переборщил… это… давай, я тебе премию выпишу? А? Или нет! Лучше! Я тебе новый телефон подарю! Хочешь? Мне батя через своих партию выбил, «Русичи» тринадцатые, до официального старта…
Вихрь закручивался, но развеиваться не спешил.
– … и я тебе подарю. Честно. Один поцелуй и…
Он осёкся.
– Могу и так… без поцелуя… слушай, Тараканова… вот не нравится мне, как ты на меня смотришь. У тебя лицо такое… жуть просто. Не хочешь телефон, так скажи… во! Или давай на работе повысю? Повышу? Короче, главной сделаю. Хочешь, над отделом, хочешь – над всем центром…
И рученькой махнул, на центр указывая.
– Да пусть твой центр мыши сожрут! С телефонами вместе.
Вихрь крутанулся, сорвался и, поднявшись в небо, просто растаял. Вот же ж…
И главное, при чём тут мыши‑то?
Глава 2. В которой странный день продолжается, а ещё прибывают гости
В горах был монастырь и в нём жили мцыри. Потом одна мцыря убежала…
Из школьных сочинений
Само собой попутку поймать не удалось. Машины проносились мимо, словно водители и вот так, на расстоянии чувствовали раздражение Ульяны.
Мысли.
Уволят или нет?
И если нет, то… может, самой? А потом куда? Кому нужен недо‑маг, пусть с дипломом, но зато без силы и без способности эту силу контролировать? Это ещё хорошо, что никто‑то толком не понял. А подаст кто жалобу, потом проверка и дар вовсе запечатают.
Ноги шлёпали по дороге. Если так‑то, не сказать, чтобы далеко. От электрички и под старый мост, а там уже тропинкой мимо водохранилища. Дальше лесок и вот уже до посёлка рукой подать. В лесочке Ульяна и остановилась, дух переводя.
Здесь и дышалось‑то легче, и слабость, странная, непривычная, отступила. И уже жизнь не казалась такой уж тоскливой. Наладится… с Егором Макаровичем она разберется. И с Данилой Антоновичем, чтоб ему… жилось и радовалось. И работу другую поищет. Можно ведь в клинеры пойти. Обидно, конечно, с дипломом уборщицею, но… положа руку на сердце, пользы‑то от этого диплома – самолюбие потешить.
Нужен ей был этот университет. Надо было в училище, на медсестру там… или на парикмахера. Или на любую другую полезную профессию, но…
Телефон задребезжал, окончательно развеивая свежеобретенное спокойствие.
– Да, – Ульяна глянула на экран и подавила желание звонок сбросить. Но выдавила‑таки улыбку, пусть даже её видеть не могли. – Здравствуй, мама.
Получилось жалко.
– Уля, ты дома? Надеюсь, что да. Я пришлю Фёдора Павловича с бумагами. Подпиши, будь добра.
– Какими бумагами? – Ульяна прислонилась лбом к березе и вдохнула сыроватый волглый запах коры.
Вдох.
И выдох. И снова вдох, а потом выдох.
– На дом. Пришло время вернуть его.
– С какой радости?
– С той, что это не твой дом.
– По бумагам – мой, – по коре полз муравей, чёрный и деловитый. Если смотреть на него, то… то можно не слушать маму. То есть слушать придётся, но может, выйдет не послушаться?
– Ульяна, ты опять капризничаешь? – в голосе матушки скользнуло лёгкое удивление. – Это дом был подарен мне.
