Верни мне себя

Проклятье!

Была бы возможность – выругалась бы вслух, но во рту всё режет от сухости, и любая попытка заговорить заканчивается порцией мучительной боли в горле.

– Мисс Островская, – слышу мужской голос, который явно обращён ко мне. – Вы меня слышите? – спрашивает он на английском с отчётливым британским акцентом.

Я что, не в России?

Предпринимаю ещё одну попытку разомкнуть веки. Прищуриваюсь в страхе, что сейчас меня ослепит яркий свет, но незнакомый мужчина в больничном халате прикрывает его своим силуэтом.

– Как вы себя чувствуете?

Я пытаюсь вновь что‑нибудь сказать, но не выходит. Морщусь от неприятных ощущений в горле, и, кажется, мужчина замечает это. Он наливает мне стакан воды, подносит его к моему рту, и я делаю несколько маленьких глотков. Это помогает, и я с благодарностью смотрю на него.

– Я – доктор Генри Харрисон, ваш лечащий врач.

– Здравствуйте, – с трудом произношу на английском.

Голос звучит хрипло и незнакомо.

– Как вы себя чувствуете? – спрашивает он тихо, будто понимает, что если заговорит чуть громче, то взорвёт мой мозг.

– Не знаю… Очень странно, – отвечаю я, пытаясь собрать в кучу свои разрозненные мысли. – Что произошло? Где я и как здесь оказалась?

– Вы находитесь в Лондонской городской больнице. Вчера вечером вы попали в аварию. У вас сотрясение мозга. К счастью, никаких переломов, только ушибы, – объясняет он.

Информация о состоянии моего физического здоровья пролетает мимо моего внимания. Я цепляюсь за другое.

Авария? Лондон? Как я вообще оказалась в Англии? Я ищу ответы на эти вопросы, пытаясь восстановить хронологию событий. Но тщетно – в моей памяти пустота. Сплошной пробел.

– Не помню… – с досадой заключаю я.

Взгляд доктора становится более сосредоточенным.

– Постарайтесь не волноваться, – успокаивает меня заботливым тоном, но это ни черта не помогает. – Я здесь, чтобы помочь. Сейчас я задам вам несколько вопросов, чтобы понять, в каком вы состоянии, – достаёт из кармана блокнот с ручкой. – Вы помните, как вас зовут?

– Да, меня зовут… – я запинаюсь на миг, вспоминая собственное имя. И это пугает не на шутку. – Яна. Меня зовут Яна.

Почему я не смогла сразу вспомнить его?

– Приятно познакомиться, Яна.

Он делает запись в блокноте, и мне становится не по себе от того, что являюсь объектом для изучения.

– А можете ли вы вспомнить что‑нибудь о своей семье? Есть ли у вас братья или сёстры?

Я закрываю глаза, пытаясь пробраться сквозь густой туман в голове. Каждая попытка что‑то вспомнить вызывает боль.

– Да… У меня есть мама, отчим и брат. Ему… кажется, ему два года. Но я… я не уверена.

Доктор Харрисон внимательно слушает меня и следит за моими эмоциями, а после делает ещё одну пометку в своём блокноте.

– Не переживайте. Мы проведём несколько тестов для установления диагноза.

– А где мой телефон? Я хочу позвонить маме.

– Он разбит. Полицейские пытались его включить, чтобы связаться с вашими родственниками, но безуспешно. Они отправили запрос в российское посольство с вашими данными, чтобы найти ваших родных. Но, если вы помните их номера телефона, мы можем позвонить им прямо сейчас.

Я начинаю отчаянно вспоминать цифры чьих‑либо номеров, но не выходит. Я ничего не помню. И осознание, что я одна в чужой стране без связи, пугает меня.

– Я не помню… – признаюсь ему.

– Я сейчас вернусь с медсестрой, и мы начнём осмотр. Если у вас возникнут какие‑либо вопросы или вы что‑то вспомните, сразу говорите.

Сказав это, он покидает палату, а я растерянно утыкаюсь в белый потолок, ощущая, как безжизненные стены медленно сжимаются вокруг меня. Чувства одиночества и беспомощности окутывают меня с головой.

Закрываю глаза. Пытаюсь усмирить тревогу и объяснить самой себе, что всё будет хорошо. Но всё бесполезно.

Я в аду!

Последующие несколько часов проходят в водовороте медицинских процедур: взятие анализов, разговор с психологом, осмотр невролога и бесконечные тесты. Время тянется неимоверно медленно. Я в замешательстве, в голове сотни вопросов и переживаний, но я терпеливо жду, когда ко мне придёт мой лечащий врач и наконец скажет, что происходит.

Пытаясь отвлечься, я начинаю прислушиваться к приглушённым разговорам в коридоре, разглядываю мелкие царапины на потолке и высчитываю ветки на деревьях за окном. Но мысли всё равно возвращаются к главному вопросу: что со мной происходит?

Чем дольше я остаюсь в этом состоянии неопределённости, тем отчётливее ощущаю, что что‑то не так.

Когда начинает темнеть, в палату входят. Я с надеждой перевожу взгляд на дверь и разочарованно вздыхаю, когда понимаю, что это не доктор Харрисон, которого я ждала с диагнозом. У порога стоит незнакомый высокий мужчина в белоснежном халате. Очевидно, пришёл очередной врач с проверкой.

Я замечаю, как он медлит у входа, словно оценивая обстановку и собираясь с мыслями. Его обеспокоенный взгляд, которым он осматривает меня, проникает прямо в моё сознание и вызывает лёгкий дискомфорт.

Он проходит вперёд. Его осанка и уверенные движения приковывают к себе моё внимание и одновременно вызывают настороженность. Мужчина подходит ближе и, нависнув надо мной, пристально смотрит в мои глаза. Я остро ощущаю, как воздух покидает лёгкие, а сердце ускоряет свой ритм.

Вглядываюсь в его лицо: волосы слегка взъерошены, как будто он не раз провёл по ним руками, под глазами виднеются следы усталости. Но больше всего меня поражают сами глаза – глубокие, зелёные, словно лесное озеро в сумерках. Они пронизывают меня, вызывая одновременно беспокойство и трепет.

– Моя девочка… – проговаривает он с акцентом на русском языке и касается моей щеки. – Прости, что только сейчас приехал.

От этого прикосновения по телу пробегает электрический разряд. Кожа под его пальцами начинает гореть, и внутри всё переворачивается вверх дном, сжимаясь от напряжения.

Я резко отдёргиваю его руку, будто она и в самом деле обожгла меня, и жуткая физическая боль мгновенно режет тело      >.

– Вы кто вообще такой? – спрашиваю и смотрю на него гневно.