Война забытая, Война оболганная
Говоря об этом походе Красной армии, как об освободительном, в Кремле не кривили душой. Положение белорусского и украинского населения на территориях, оккупированных Польшей в 1921 году, было ужасающим. Для поляков они были не людьми, а «быдлом», особенно те, кто исповедовал православие. Я уже приводил в другой книге эти цифры, но позволю себе повториться – православных храмов в Польше в 20‑е‑30‑е годы было уничтожено и закрыто больше, чем в «безбожном» СССР! Это – исторический факт. Равно, кстати, как и самые настоящие концлагеря для евреев, белорусов и украинцев вроде печально известного Береза‑Картузского. Когда в Советском Союзе называли Польшу «фашистским государством», то, право же, не очень‑то и преувеличивали! «Чужой земли не надо нам ни пяди, но и своей вершка не отдадим…». Мало кто знает, но эти слова, широко известные как строки из замечательного «Марша советских танкистов», на самом деле являются самой настоящей цитатой Сталина. Выступая на XVI съезде ВКП(б), он сказал буквально следующее: «Ни одной пяди чужой земли не хотим. Но и своей земли, ни одного вершка своей земли не отдадим никому». Это потом уже Борис Ласкин исхитрился вплести их в текст песни…
События 1939 года были ничем иным, как практическим воплощением в жизнь этого принципа Иосифа Виссарионовича, потихоньку восстанавливавшего Россию, как империю, во всей ее силе и мощи – пусть и под красным флагом. Можно не сомневаться – захапанные Варшавой земли все равно вернулись бы в состав СССР, с немцами или без них. Просто в тот момент откладывать дальше было уже невозможно – Вермахт вышел ко Львову и Брестской крепости, к которым гитлеровцы начали присматриваться вполне по‑хозяйски. Оно нам было надо?
Введя тогда войска на Западную Украину и в Западную Белоруссию, СССР не просто получил под контроль территорию в 196 тысяч квадратных километров, но отодвинул свою западную границу на 200–300 километров. Вопреки утверждениям некоторых особо умных «исследователей», масштабные работы по укреплению этих новых рубежей были начаты практически немедленно – там возводились укрепленные районы глубиной по 5–15 километров. Впоследствии их протяженность планировали увеличить местами и до полусотни километров. Это к вопросу о том, что «Сталин к войне не готовился». Готовился, да еще как основательно! Единственное, с чем, увы, ошибся будущий Верховный, так это с отпущенным на подготовку временем. Впрочем, если бы не крайне странные, больше напоминающие предательство, чем обычную некомпетентность, действия некоторых высших чинов РККА в июне 1941‑го, то Вермахт завяз бы в той же Белоруссии на долгие недели или месяцы, а не на считанные дни. Но это было потом… В 1939 году все делалось правильно – с точки зрения стратегических интересов Советского Союза.
Есть и еще один момент, о котором в Польше упоминать не желают категорически. Причина проста – по сути дела, у миллионов поляков есть все основания вечно благодарить Сталина за то, что 17 сентября 1939 года РККА перешла границу их страны. Речь о потомках тех, кто жил тогда на территориях, занятых Красной армией и включенных в состав СССР. Альтернативой этому было создание на тех же самых землях под патронатом Третьего рейха марионеточного «Западноукраинского государства». Во всяком случае, именно такие обещания давались представителям Организации украинских националистов (в частности, Андрею Мельнику, сменившему ликвидированного по приказу Сталина Евгения Коновальца) не только высокопоставленными чиновниками имперского МИД Германии, но и самим Вильгельмом Канарисом, под чьим чутким руководством ОУН действовало долгие годы. Собственно, Коновалец работал на Абвер года с 1922‑го, а с приходом к власти нацистов эта публика лишь почувствовала новые перспективы – и недаром.
«Меморандум Канариса», в котором оговаривается использование оуновской нечисти для «уничтожения полячества и евреев» – признанный всем миром исторический документ, фигурировавший в качестве улики на Нюрнбергском процессе. Можно не сомневаться – если бы его положения были воплощены в жизнь, ужасы вроде Волынской резни начались бы не в 1943 году, а намного раньше и имели бы гораздо большие масштабы. С 1939 по 1941 год националистическое отребье, изрядно прореженное и крепко прижатое НКВД, сидело, в основном, тише воды ниже травы. Но вот при немцах они бы развернулись на славу, и польская кровушка текла бы рекой. По большей части надуманные и многократно преувеличенные «коммунистические репрессии» на этих территориях уж точно были бы переплюнуты многократно.
Можно не сомневаться, что ни у кого в нынешней Варшаве не хватит здравого смысла, чтобы признать этот совершенно очевидный факт. Гораздо проще орать об «ударе в спину», которого на самом деле не было. Предвоенная Польша ни в малейшей степени не была ни союзником, ни даже сколько‑нибудь добрым соседом Советского Союза. Обе страны готовились рано или поздно сойтись в войне, но даже с учетом всего этого летом 1939 года Москва предлагала Варшаве помощь в отражении гитлеровской агрессии. Отказались? Побрезговали? Так пеняйте же на себя. Красная армия вернула то, что должна была вернуть – сначала в 1939 году, а затем уже окончательно – в 1944‑м. Мечта о «великой империи», часть которой простиралась бы по русским землям от Львова и Смоленска до Черного моря и Кавказа, уже не раз приводила поляков к самым трагическим последствиям. Чем скорее они ее окончательно похоронят, тем будет лучше для них же.
«Двунадесять языков» – так с кем же мы воевали?!
Надо отдать должное нашим великим предкам – они не страдали «толерантностью», совершенно не переживали об «уязвленном национальном достоинстве» тех, кто явился на нашу землю в роли оккупантов, интервентов, грабителей и мародеров. А потому, говоря о случившемся в 1812 году нашествии на Россию наполеоновской орды, называли вещи своими именами. К чему это я? Да к тому, что утверждать, что в 1812 году на нашу землю вторглась «французская армия», будет настолько же корректно, насколько продолжать твердить о нападении 22 июня 1941 года на Советский Союз исключительно сил нацистской Германии. Историческая справедливость требует признать: во время Отечественной войны 1812 года Россия противостояла самой настоящей «объединенной Европе», в версии XIX века. Так кто же конкретно явился к нам незваным в составе «Великой армии» Наполеона Бонапарта?
Наши предки недаром называли это вторжение «нашествием двунадесяти языков». Данное число в старорусском соответствовало нынешней цифре 12. На самом деле перечисление различных национальностей, представители которых в значительных количествах имелись в рядах наполеоновской орды, даже и в дюжину не укладывается. Их было больше. Сам Бонапарт, по некоторым воспоминаниям, говорил о том, что в «Великой Армии», насчитывавшей, по различным данным, от 610 до 635 тысяч человек личного состава, «по‑французски не говорят и 140 тысяч».
