Вопреки всему

– Сумел бы, да не успел. Повязали быстро в аэропорту и все отобрали. Правда, есть чеки Внешпосылторга, тысяча – так, заначку оставил на всякий случай, но этим тут не расплачиваются.

– Ты что такое говоришь, Фокусник?! (Эта кличка ко мне привязалась с подачи бригадира второй бригады, Седого.) – воскликнул Ингуш. – Поменяем на рубли один к полтора. Я все утрою, только не показывай все сразу, по сотне доставай. Понял? – Он ободряюще хлопнул меня по плечу. И я рассмеялся. Жизнь налаживалась даже в тюрьме.

Тут в курилку вошел контролер, пожилой прапорщик, и, осмотревшись, спросил:

– Ты Глухов? – Я встал и кивнул. – Иди за мной, тебя требует к себе зам по безопасности и оперативной работе.

Мы переглянулись с Ингушом, он криво улыбнулся, чем дал понять, что меня уже заложили администрации и надо будет объясняться.

 

Зам по безопасности майор внутренней службы тридцати пяти лет, Штильман Дмитрий Леонидович, был немного полноватым, с хорошо выбритым лицом и глубоко посаженными карими глазами. В его кабинете находился начальник колонии, полковник Евдокимов Евгений Маркович. Разговор шел о новоприбывшем заключенном.

– Ты считаешь, что этот Глухов действительно опасен, Дмитрий Леонидович? – произнес полный подполковник в расстегнутом кителе и с сигаретой в руках. Он стоял у окна, забранного решеткой, и курил, пуская дым в форточку. Окна были давно немыты, с толстым слоем пыли, но офицер этого не замечал.

– Не столько опасен, сколько странен. В деле ничего не говорится о том, что он умеет показывать фокусы, а там, где его разрабатывали, не такие спецы, как мы, зубры, Евгений Маркович. А все странное и непонятное несет угрозу. Нужно понять, с кем мы имеем дело. Он боевой офицер, смел и находчив, был ранен. Не боится крови. Мне тут донесли, что его посадили в пресс‑хату, чтобы опустить и сломить морально, но утром все сокамерники были мертвы, а Глухов сидел как ни в чем не бывало…

Подполковник повернулся и удивленно посмотрел на зама по режиму.

– Это есть в его деле?

– Нет, стукачи весточку принесли. И о пресс‑хате, и о его талантах. Представляете, ему выделили кровать наверху, а он попросил шконку внизу, полез в наволочку и вытащил оттуда чай, колбасу…

– У него есть сообщники? – еще больше удивился подполковник.

– В том‑то и дело, что нет. Кровать ему досталась случайная…

– Но он же просил кровать внизу, значит, знал, что там что‑то будет, много свободных кроватей не бывает, вот кто‑то и положил туда хавку, – высказал предположение начальник колонии.

– Этого просто не могло быть, Евгений Маркович, – твердо ответил майор. – Он только вчера прибыл…

– Может, о нем заранее сообщили… кому надо из конторы, – подобрался подполковник. – Как‑никак государственный преступник, не вор, не убийца. Птица серьезная, и, может, через него комитетские игру ведут. Так сказать, ловля на живца…

– Вряд ли, я бы знал…

– Тогда как ты объяснишь то, что произошло?

– Чудо или фокус.

– Чудес не бывает, майор, ты это лучше меня знаешь, – усмехнулся уголками губ подполковник. – Значит, не все из него вытрясли на Лубянке, – проронил подполковник, затушил сигарету о каблук сапога и прошел к столу, сел на свое место. – Как думаешь разбираться с этим фокусником?

– Пока просто поговорю, присмотрюсь. Может, узнаю, кто за ним стоит и помогает ему.

– Что, вражеская агентура? – нахмурился подполковник.

– Нет, кто‑то из контролеров. В общем, поживем – увидим, я вызвал его к себе на разговор, хочу понять, что он за человек.

– Ладно, иди, – проронил подполковник и прикурил новую сигарету, глубоко затянулся и показал на папку перед собой: – Отчет нужно подписать в областное УИТУ. Скоро проверка… Выполнение плана и подготовка к зимнему сезону… Не до Глухова мне.

Майор встал, поправил китель и вышел.

 

Меня привели в уже знакомый кабинет. Я вновь доложил по форме и вытянулся, уставился в окно и замер.

Майор был без кителя, в форменной рубашке без погон. И правильно, погоны на рубашке давят на плечи, и они, если долго находиться в форме, начинают болеть. Знакомая история. Майор разглядывал меня и решетку на окнах. Игра называлась «кто первый сдастся». Он не выдержал и негромко предложил:

– Садитесь, Глухов, в ногах правды нет.

Я вспомнил, как меня спрашивал один человек в мире Сивиллы, а где она есть? Но отвечать так не стал, не нужны мне эти философские разговоры.

Я сел, сложил руки на коленях и опустил взгляд.

– Курить будешь? – спросил меня майор без погон. Я ответил, не поднимая глаз:

– Спасибо, гражданин начальник, не курю.

– Сам не куришь, друзьям возьми, – он подтолкнул мне пачку сигарет «Прима».

Я пожал плечами.

– У меня тут нет друзей, гражданин начальник. – И пачку не взял.

– Тут нет, а где‑то есть? За границей?

– И там нет, – спокойно ответил я, но глаза не поднял.

– Как же нет, в твоем деле значится, что тебя завербовали… Разве это не друзья?

– Не друзья, гражданин начальник, вымогатели, пугали и все такое прочее.

– А ты, значит, испугался?

– Значит, испугался.

– Испугался разоблачения, что спал с иностранкой? – спросил майор.

Он голос не повышал, но в нем чувствовался сарказм. Он вел свою психологическую игру, а местный Кум делать это умел. Я это сразу понял. Эта кличка зама по режиму перекочевала и на красную зону.

– Ну тогда расскажи, кто из знакомых.

– Какие знакомые? – спросил я и понял, что попался.

– Кто передал тебе колбасу, чай и спрятал в наволочку? – спросил майор.

– Никто, гражданин начальник. Нет у меня тут знакомых.

– Как же нет. А Боцман что, с тобой прибыл по этапу, он твой бригадир.

– Его знаю поверхностно, мало общались, – ответил я.

– Так, может, это он тебе ништяки подкинул?

– Нет, я их сам нашел.

– Сам? А может, ты чужое забрал? Скрысятничал. А ты знаешь, что делают с крысами?

– Не знаю, я не крыса. И никто не возмущался, что я забрал еду.