Вопреки всему

– А если я найду хозяина этих припасов, что будешь делать?

– Пусть докажет, что это его, – ответил я, не поднимая глаз.

– Вот как, тебе нужны доказательства? – усмехнулся майор. – Мне не нужны. Или говори, как ты сумел спрятать и пронести в барак припасы, или я обвиню Боцмана в том, что он ворует припасы на складе, там есть и колбаса, и сгущенка… У кровати вас было двое, он выделил тебе кровать, где были спрятаны припасы. Если их принес не ты, значит, он.

Я пожал плечами, показывая, что мне все равно.

– Не боишься, что тебя свои замордуют? – усмехаясь, спросил майор.

Я снова пожал плечами, понимая, что заварил нехилую кашу. Кум может нас стравить. Где же выход? Но додумать зам по безопасности и оперативной работе мне не дал, он спокойно произнес:

– Свободен, Глухов.

Я встал, он позвал контролера, и тот увел меня в цех. Там Ингуш поманил меня в курилку.

– Что хотел Кум? – спросил он.

– Хотел знать, как я достаю продукты, и хочет обвинить бригадира в том, что он своровал припасы на складе и отдал мне.

– Боцмана? – спросил Ингуш и нахмурился. – Плохо дело, Фокусник, если Кум начнет ребят гнобить, на тебя озлобятся, темную сделают и перестанут общаться. Ну и жизнь ты себе устроил. – Ингуш покачал головой. – Иди, работай, я поговорю с Боцманом, вечером после ужина обсудим детали.

Но обсудить не получилось – за Боцманом пришли и увели. Как оказалось, он попал в карцер за то, что якобы украл припасы, а я, типа, его сдал. Никого не интересовало, что Боцман сам не мог украсть припасы, потому что его не было в колонии. Но его бригада работала на выгрузке продуктов, а он, типа, за нее в ответе. Короче, здравый смысл был отключен и включен режим морального и физического прессинга тех, кто со мной был близок. Кум взялся за меня серьезно и без раскачки.

В тот вечер в бараке меня все сторонились, словно я был прокаженный. Я не пытался завести разговор, не подходил к Ингушу, который сидел в задумчивости, не приглашая меня к себе. Я чувствовал, что оказался в сложной ситуации, и казалось, что проблемы возникли на пустом месте. Но у меня не было иного выбора. Нужно было войти в этот «коллектив», и я понимал, что без подарка уважения не добьюсь. Я ожидал, что жизнь в колонии будет полна испытаний и трудностей, и был готов к этому. Но не ждал, что все начнется так внезапно. Думал, мне дадут время осмотреться, понять, кто есть кто. Я хотел сначала наладить нормальные отношения с другими заключенными. Заиметь авторитет и показать свои умения. Поэтому я как фокусник передал старшему отряда хорошую пайку. Не надеясь на многое, но желая сделать заявку на авторитет. Теперь я понимаю, что лучше было бы без лишних глаз передать припасы Боцману. Но, как говорится, и на старуху бывает проруха. Никогда не знаешь, что тебя ждет.

На следующий день я вновь работал уборщиком и делал свою работу, стараясь сделать ее быстро и качественно. Когда выносил мусор, то увидел троих зеков из службы правопорядка. За мусорными контейнерами во дворе цеха, в углу, скрытом от глаз, меня поджидали трое. Крепкие ребята лет тридцати. Они подождали, когда я подойду, выкину мусор в контейнер, и один из них, высокий, с худощавым лицом и глазами наркомана, поманил меня пальцем.

– Ты кошку так подзывай, – ответил я, но остановился, полуобернулся и посмотрел с насмешкой на эту троицу.

– Фокусник, ты не ерепенься, тебя позвали, так подойди, не кочевряжься, – произнес стоящий слева от верзилы парень с фигурой борца.

Он сжал кулаки.

– А ты кто, шнырь у своего босса? – спросил я. – Чего хотели, говорите, и я пойду. – Они все трое направились ко мне. Верзила негромко, но злобно проговорил:

– Что ты из себя строишь, дядя? С тобой по‑хорошему поговорить хотели, теперь будет по‑плохому.

Я быстро прокачал всю эту ситуацию в голове. Запомнил номера этих троих на куртках, посмотрел на повязки на рукаве «Служба внутреннего порядка» и не двинулся с места.

Верзила сразу же нанес мне удар в лицо, в скулу. Я не защищался и не отклонился, удар сбил меня с ног. Надо мной наклонился парень с фигурой борца.

– Ты что, не понял, куда попал, предатель? Тебе говорили: расскажи все по‑хорошему, а ты в несознанку пошел. Теперь каждый день так будет, запомнил?

– Запомнил, – ответил я и сплюнул кровавую юшку ему на сапог. Меня ударили сапогом в живот. Я, не вставая, согнулся и захрипел.

– На сегодня с него хватит, – приказал верзила, – пошли отсюда.

Они ушли и были уверены, что я никому ничего не скажу. А если начну жаловаться, то потеряю последние остатки уважения, и меня будут бить без конца, пока я не прибью кого‑нибудь из них и не увеличу себе срок.

На такой случай у нас с Шизой был план. Он был чертовски болезненный, но Шиза просчитала, что это самый действенный вариант обезопасить себя от подобных случаев. Я достал из пространственного кармана узбекский нож и, пару раз вздохнув, нанес удар в живот, потом протянул лезвие по животу и, спрятав клинок, зажал рану рукой.

Сколько я так пролежал, не знаю. Я потерял много крови и сознание. Очнулся на кровати в лазарете, надо мной склонилась женщина лет сорока, и она озабоченно на меня смотрела. Я слабо улыбнулся и тихим голосом спросил:

– Я уже в раю?

– Нет, пока только в лагерном лазарете, – улыбнулась одними губами женщина, ее взгляд остался озабоченным.

– Тогда откуда здесь ангел? – спросил я, и женщина отстранилась.

– У вас видения? – спросила она.

– Может быть. Я вижу вас, мой ангел, вы настоящая?

Женщина в белом халате негромко рассмеялась:

– Я не ангел, заключенный Глухов, я врач, и я делала вам операцию. Кто вас так?

Я задумался и закрыл глаза.

– Кто‑то, – туманно ответил я.

– Вам лучше вспомнить. Следователь из прокуратуры уже был, он будет вас допрашивать.

– Как быстро, – слабым голосом произнес я.

– Конечно быстро, мы по своей линии, как положено, доложили куда надо. Покушение на убийство в колонии – это серьезное преступление. Вас избили и хотели зарезать… Страшная рана, как вы выжили, я даже не пойму, столько крови потеряли… Хорошо, что жизненно важные органы не задеты. Ну, лежите, поправляйтесь.

– Как вас зовут, мой ангел? – спросил я и протянул ей сжатую ладонь. Она в недоумении посмотрела на нее, а я разжал ладонь, на ней лежала сотенная купюра, чек Внешпосылторга. – Это вам за мое спасение, мой ангел. – И пока она удивленно рассматривала содержимое ладони, я быстро положил купюру ей в карман белого халата.

Она не стала отказываться, лишь покачала головой и произнесла с легким осуждением:

– И впрямь фокусник, лежит голый, и такое… – Голос ее был добрым и обволакивающим. Подумав, она все же назвала свое имя: – Я Светлана. – Она еще немного постояла, разглядывая меня, а затем ушла. Я понял, что она осталась довольной.