Восстание безумных богов. Магия крови

Он осторожно приблизился к «колобку»: шкура вспорота клинком, внутри проглядывают какие‑то механические части, обручи, шестеренки и шкивы, озаренные бледно‑розовым мерцанием. Кончиком ножа маг отбросил свисающую грубую кожу – ага, вот где у нас миниатюрные арбалеты; его счастье, что нацеленный вверх сломан, а целый упирается в землю, иначе лежать бы Ворону с болтом в груди… А розовое – это, вероятно, и есть источник магии, тот самый, который ему нужен.

Сейчас, сейчас… пока Сахил не опомнился и не пригнал новых…

Публий взрезал шкуру еще в одном месте, склонился ниже. В глубине конструкта что‑то тихонько щелкнуло, и узкое лезвие, выстрелившее из потайного механизма, ударило мага в грудь, чуть ниже сердца.

Он даже не понял в первый миг, что произошло – просто земля и небо вдруг поменялись местами, а в глазах потемнело. На него обрушилась оглушительная тишина, а когда звуки и свет вернулись, Ворон понял, что прошло немало времени. Конструкты куда‑то пропали, остались только те, которых ему удалось вывести из строя, – валялись неряшливыми безжизненными кучами. Небо потемнело, на лицо сыпался мелкий снег. Магу было очень холодно и больно дышать, дрожь сотрясала тело, и он понимал, что это – последняя дрожь.

Публий Маррон умирал.

Как все‑таки обидно…

С огромным трудом ему удалось приподняться, упираясь спиной в обломок скалы. Грудь была залита кровью, кровь пузырилась на губах, пятнала камни вокруг и даже забрызгала валявшегося неподалеку конструкта.

Кровь… что ж, у первого Ворона еще остался шанс. Не выжить, нет, – но предупредить своих.

Он не сможет воспользоваться магией, спрятанной в твари, если она вообще еще доступна, не расточилась, не угасла: до конструкта еще нужно доползти, а сил уже нет. Но есть заклятия Зова и есть кровь.

Магия крови была под запретом едва ли не с самого основания Орденов Корвуса. Умеющий пользоваться силой, говорилось в кодексах, не нуждается в варварском и грубом извлечении магии из крови живых – силы в Араллоре и без того хватает. Магия крови разрушает – не сразу, исподволь, незаметно для самого чародея, но разрушает и сводит с ума; честь чародея, посвященного в знаменитые Ордена Корвуса, несовместима с магией крови. Даже триста лет назад, когда погиб Элмириус и сила сдвинулась с места, когда чары прекратили работать и в империю пришла смута, – даже тогда Ордена не отменили древний запрет. Нет, отдельные нарушители, конечно же, были, и их сурово покарали – тех, кому удалось дожить до кары. Но запрет оставался нерушим.

Хотя для магии крови все‑таки существовало единственное исключение.

Только стоя в шаге от смерти и ценою собственной крови, а не чужой, маг Корвуса мог воспользоваться этой силой.

«Ничего сложного», – подумал Публий, с трудом складывая вымазанные кровью пальцы в начальный жест. Увы, без жеста и инкантаций ему не обойтись, а вот фигуру не вычертить – что ж, справимся и так… Всего‑то нужно взять то, что и так из тебя истекает, – ведь внутри каждого живого создания есть сила. Немного, но есть.

А формулу «Зова Хранителя» он помнит с молодых лет наизусть…

Жест, сделанный немеющими пальцами. Слово, сказанное непослушными губами. Боль, пронзающая с головы до пят… держаться, держаться, не дать миру уплыть во тьму прежде времени!..

И вот – сила течет из него с болью, но и с облегчением. Он снова маг, хоть на пороге смерти, но творит волшбу! Он снова первый из Воронов!..

Над пятнами крови, над его курткой поднялся призрачный дымок. Свился в сизо‑серую, словно из туч сотканную фигуру: Ворон, древний покровитель ордена, один из Великих Хранителей, отозвался на призыв своего верного. «Зов Ворона», малая часть Обряда обрядов – заклятие, доступ к которому получает каждый адепт выше третьей ступени, заклятие последнего дня. Мало кто только им пользовался: после Зова никто не оставался в живых.

Призрачная взъерошенная птица, в темных глазах дрожат слишком яркие белые огоньки. Ворон повернулся и в упор посмотрел на Публия Маррона.

– Лети, – прошептал маг. – Скажи: императору грозит опасность. Пусть… будут готовы…

Ворон раскрыл клюв в безмолвном крике – нет, не таком уж безмолвном, по камням вокруг словно горячий ветер прошуршал, пролетела исторгнутая сила. Глухо захлопали крылья, призрак поднялся в небо и полетел куда‑то к западу, быстро растворившись в тучах.

Публий закрыл глаза. Холод охватывал его, он уже не чувствовал своего тела, и даже боль притупилась – только дышать становилось все труднее и труднее. Забытье накатывало, и он старался поскорее отдаться ему, уплыть в тишину и темноту.

Все сделано, все закончено, пусть дальше о земном заботятся другие…

– Хозяин.

В первый момент Публий подумал, что ему чудится этот голос. Но Шаарта повторила:

– Хозяин. Открой глаза.

«Я не смогу», – подумал маг, но, к его удивлению, веки еще слушались.

Орка склонилась над ним – не бронированное чудовище, жертва Проклятых клинков, а Шаарта ар‑Шурран ас‑Шаккар, лучшая воительница клана Темного Коршуна, совсем такая, какой он купил ее на Рабском рынке в Арморике. Разве что она сделалась еще выше, чем была, и казалась с головы до ног покрытой золотой краской. Одну ладонь она положила ему на грудь, и вокруг пальцев растекалось золотое сияние – согревающее, расслабляющее, прогоняющее боль.

– Мы оба умерли, – прошептал он.

Губы орки чуть дрогнули в улыбке.

– Боги рассудили иначе, – отмолвила она. – Ты звал, хозяин, и я пришла.

– Но как?..

Шаарта промолчала, и только тут Публий Маррон понял, что это совсем не та Шаарта, которую он знал.

Не орочья воительница, прекрасная и суровая. Не монстр, впустивший в себя дух проклятого оружия. Нет, над ним склонилось существо, неизмеримо более сильное, чем он сам, чем любой из магов Ордена, да что там – чем все Ордена вместе взятые! Если бы он не знал ее раньше, он мог бы подумать, что перед ним истинная богиня – чаша, кипящая золотой ослепительной мощью.

– Шаарта, ты… как ты… Всевеликие силы, а это что?!

Шею сияющего существа охватывал рабский ошейник. Самый настоящий, хоть и из чистого золота!

Шаарта прикоснулась к ошейнику, опустила глаза.

– Хозяин, я пришла на твой зов. Но еще я пришла, чтобы просить о свободе. Я не могу служить тебе так, как прежде. У меня останется долг перед тобой, и я верну его, как только боги позволят мне.

– О каком долге ты говоришь, орка? – Публий рассердился, сбросил окутанную золотистым свечением ладонь. Голова у него все еще кружилась, но смертный холод отступил, силы возвращались к нему. – Это я должен благодарить тебя за доброе служение!

– Тогда отпусти меня, хозяин. Отпусти сейчас. Другой призывает меня, но я не могу служить вам обоим.

– Какой другой, о чем ты говоришь, храбрая?

Но Шаарта только покачала головой, а Публий вдруг подумал, что речи всех магических созданий, что духов, что божков, темны и невнятны. Вот и орка заговорила загадками!