Вся наша ложь

Джоди Ли: Они приняли вас в семью. Удочерили на законных основаниях. Вырастили. Почему вы решили избавиться от их фамилии?

Марлоу Фин: Не из желания им насолить, если вы об этом.

Джоди Ли: Многие считают по‑другому.

Марлоу Фин: [Улыбается] Извините. Это рефлекс. Постоянно улыбаюсь, когда нервничаю. Должно быть, со стороны кажется, будто я психически ненормальная. В общем… я понимаю, почему люди так думают.

Джоди Ли: И вы взяли фамилию Фин…

Марлоу Фин: Да. Агент предложил – точнее, настоял, – чтобы я сменила фамилию, когда мне исполнилось восемнадцать. Сперва я и слышать не хотела. Но потом идея пришлась мне по душе. Глупо, конечно… О чем я только думала? Не знаю. Я была ребенком. Это звучало круто, по‑бунтарски, понимаете? Поэтому я сменила фамилию на Фин. В то время я вела переговоры о первых показах в Париже, оттуда все и пошло. Знаю [закатывает глаза], банально до невозможности – модель, впервые приехавшая в Париж, решает примерить на себя что‑то французское. Наверное, все в юности совершали ошибки. Хотя не скажу, что сильно жалею.

Джоди Ли: Почему Фин?

Марлоу Фин: На французском это означает «конец».

Джоди Ли: В смысле…

Марлоу Фин: Конец. Занавес.

Джоди Ли: Ладно. Давайте немного отмотаем назад. Вам шесть. Вы не говорите и ничего не помните. Вас берут в приемную семью. У вас сохранились воспоминания о тех первых моментах, днях, неделях… в новой семье?

Марлоу Фин: Многое из того, что произошло в ту ночь – и из‑за чего я оказалась в больнице, – как в тумане. Всплывают только разрозненные обрывки. Кто‑то накрыл меня одеялом. Помню лицо моей сестры. Как она все время смотрела на меня в больнице. Я не запомнила врачей или медсестер. Зато Айлу помню хорошо.

Джоди Ли: Что именно вы о ней помните?

Марлоу Фин: Она от меня не отходила.

Джоди Ли: Что‑нибудь еще?

Марлоу Фин: Нет. Только это. Хотя первый вечер после больницы запомнился довольно отчетливо.

Джоди Ли: Правда?

Марлоу Фин: Это приятное воспоминание. Мы ехали на старом джипе. Вряд ли он еще на ходу. Когда мы приехали в Миннеаполис, уже стемнело, так что я не смогла разглядеть дом. Отец припарковался на подъездной дорожке, затем взял меня на руки и понес внутрь.

Когда он открыл входную дверь, на меня хлынул свет. Ослепительно яркий… Не знаю, действительно ли я все это увидела или мне так запомнилось. Столько света после бесконечной тьмы… Меня словно окутало теплым одеялом.

Все ходили на цыпочках и почти не разговаривали. Будто лишние разговоры могли меня потревожить или напугать. Вместо этого меня накормили восхитительным горячим ужином, который приготовила Мони, моя бабушка…

Джоди Ли: Вам тяжело о ней говорить?

Марлоу Фин: Нет‑нет. Все в порядке…

Джоди Ли: Точно?

Марлоу Фин: Да. Помню, как проглотила целую миску риса с наваристым говяжьим бульоном. Потом Мони уложила меня в постель. Кажется, я спала несколько дней. Нет, серьезно. А когда проснулась, Мони сидела рядом и присматривала за мной. Из‑под ее руки торчала голова Айлы.

Джоди Ли: Почему вы так расчувствовались при упоминании о Мони, вашей бабушке?

Марлоу Фин: Она была лучшей из нас. Я редко о ней говорю.

Джоди Ли: А ваша мать, Стелла Пэк? Где была она?

Марлоу Фин: Она тоже заходила меня проведать. Я слышала, как она без конца говорит по телефону – вероятно, с врачом, – и задает уйму вопросов. Она измеряла мне температуру. Приносила еду. Делала все, что от нее требовалось.

Джоди Ли: Все, что требовалось…

Марлоу Фин: Да.

Джоди Ли: Марлоу, как думаете, ваша мать хотела, чтобы вы остались в семье?

Марлоу Фин: [Молчание]

Джоди Ли: Марлоу…

Марлоу Фин: Какой смысл сейчас об этом рассуждать?

Джоди Ли: Чем занимался ваш отец, Патрик Пэк, в те первые недели?

Марлоу Фин: Он тоже подолгу висел на телефоне. Пытался выяснить, нет ли заявлений о пропавших детях, подходящих под мое описание. На тот момент они не знали, есть ли у меня близкие. Думали, что я у них временно.

Джоди Ли: Вы упираете на слово «временно»…

Марлоу Фин: [Пожимает плечами]

Джоди Ли: Итак, 1995 год… Мне неприятно об этом говорить, но тогда все было несколько иначе. Вы замечали, что люди как‑то странно смотрят на вашу семью?

Марлоу Фин: Хотите узнать, волновало ли людей то, что я черная, моя мама белая, отец азиат, а сестра полукровка? Да. Разумеется, находились люди, которых это волновало. Многих людей заботят [делает жест рукой] вещи, не имеющие значения. Имело ли это значение для меня? Нет.

Джоди Ли: А как насчет остальных членов семьи?

Марлоу Фин: Уверена, перед тем как меня взять, они понимали, что наша семья будет… скажем так, не самой типичной для того района, где мы жили. Нас часто провожали взглядами. Я отчетливо помню, как мы впервые вышли на прогулку всей семьей. Какая‑то белая девочка моего возраста таращилась на меня, словно никогда раньше не видела черных. Как вы и сказали – 1995 год… В то время все мы еще были вынуждены притворяться.

Джоди Ли: Марлоу, вы когда‑нибудь чувствовали себя изгоем? Я спрашиваю об этом не из‑за цвета кожи, а из‑за того, как прошло ваше детство. Вас нашли в лесу, затем удочерили. Мать, судя по всему, не испытывала к вам особой… привязанности. Вы чувствовали себя изгоем?

Марлоу Фин: Конечно. Я везде чувствую себя изгоем. Это часть моей натуры. Не в физическом смысле, нет. Просто мне никогда не нравилось сливаться с толпой.

Джоди Ли: Вас это злило? Расстраивало?

Марлоу Фин: Порой – да.

Джоди Ли: В то время вы были склонны к насилию?

Марлоу Фин: Нет. Не могу назвать себя жестоким человеком.

Джоди Ли: У меня есть полицейский отчет, датированный сентябрем 1995 года… [Роется в бумагах]

Марлоу Фин: И?..

Джоди Ли: Вы прожили у Пэков месяц, когда в дом вызвали полицию. Не могли бы вы рассказать – почему?

Марлоу Фин: Произошло недоразумение.

Джоди Ли: Поясните, в чем оно заключалось.