За спиной
Расскажет ли ему Лукас про женщину в костюме ангела? Пожалуй, что вряд ли. Для него это была просто еще одна женщина в маскарадном костюме.
Выждав несколько минут, Джемма вышла. Лукас и Бенджамин уже оба перебирали конфеты, разделяя их на кучки.
– Бенджамин, можно тебя на минутку? – спросила она. Голос у нее прозвучал глухо, измученно.
– Конечно.
Взъерошив Лукасу волосы, Бенджамин поднялся из‑за стола.
Джемма прошла в их спальню и закрыла дверь, когда Бенджамин последовал туда за ней.
– Послушай, – сказал он. – Прости, я знаю, что обещал вернуться домой к шести, но…
Джемма подняла руку, призывая его умолкнуть.
– Да плевать мне на это… Бенджамин… Что‑то со мной не то.
Он нахмурился.
– В каком это смысле?
– Я… Я плохо спала несколько недель из‑за того, что Лукас просыпался по ночам… – Голос у нее задрожал. – Да, знаю, я всегда говорила, что к этому готова, но… Но у меня такое чувство, будто я разваливаюсь на части. У меня все чаще болит и кружится голова, я постоянно чувствую усталость. У меня начались…
«Галлюцинации…»
– …приступы тревоги. Еще пара ночей без сна – и, думаю, я просто сойду с ума.
Бенджамин заключил ее в объятия. Она, дрожа, уткнулась лицом ему в грудь.
– Без проблем, милая, – прошептал он. – Сегодня ночью я встану к Лукасу, если он проснется. И после этого тоже. А ты просто спи. Спи, пока тебе не станет лучше.
Глава 10
Будучи помоложе, Джемма любила повторять, что много сна ей не требуется. Иногда могла не спать всю ночь напролет, чтобы закончить какой‑нибудь замысловатый рисунок или прочесть книгу от корки до корки. А потом легко и без всякого напряга провести весь следующий день, чувствуя себя так, словно у нее есть какой‑то особый секрет, которым никто из окружающих ее людей не владеет. И продолжая подсчитывать часы, которые провела без сна, – двадцать четыре… двадцать восемь… тридцать три… Каждый из них – новое достижение, ее превосходство над другими смертными, которые по глупости ложились спать каждую ночь, отказываясь от этих драгоценных часов.
А потом она стала матерью.
И сон стал драгоценным ресурсом, который требовалось беречь и по возможности красть. Ложась спать, Джемма уже знала, что, скорее всего, ее сон будет прерван. Несколько раз. И что выспаться ей не светит, даже по выходным. Маленькому мальчику до лампочки, что сегодня суббота. Ему хочется, чтобы его кормили, развлекали и держали на руках в любой день недели. И в любое время. В частности, в шесть утра. А иногда и в половине шестого.
Так что когда Бенджамин и вправду позволил ей нормально выспаться, две ночи подряд, она не восприняла это как должное. Это был подарок, сделавший ее жизнь намного лучше. Мир показался ясней и радостней. Ее тревоги понемногу рассеялись. Галлюцинаций больше не было. Она стала совсем другой женщиной. Все казалось более простым – работа, время, проведенное с Лукасом, даже надоедливые домашние хлопоты. Приготовление праздничного торта на день рождения свекрови внезапно перестало выглядеть чем‑то запредельным и исключительным. Она заглянула к Барбаре, и они испекли его вместе, проведя за болтовней и сплетнями весь вечер.
Но Джемма не собиралась игнорировать тревожные сигналы, которые посылал ей мозг. Многолетние попытки подавить прошлое дали обратный эффект. Она поняла, что все‑таки придется встретиться с ним лицом к лицу, и начала искать хорошего и доступного по деньгам психотерапевта в округе, предпочтительно женщину. Джемма еще не знала, что ей скажет, – явно нельзя было поделиться абсолютно всем, даже с учетом врачебной тайны. Но, наверное, будет достаточно и того, если психотерапевт поможет ей хоть каким‑то образом закрыть вопрос.
После эмоциональных американских горок, пережитых на этой неделе, она была лишь рада пойти на семейный ужин, намеченный на четверг.
– Бенджамин! Джемма! Лукас! – воскликнула Джойс, мать Бенджамина, когда они входили в переднюю дверь. Она всегда так делала, называя по имени каждого, кто входил в дом, словно какой‑нибудь лорд‑распорядитель на государственном банкете. И расцеловывая каждого в обе щеки – еще одна ее давняя привычка.
– Здравствуйте, Джойс, – улыбнулась ей Джемма. – Торт и фруктовый салат отнести на кухню?
– Да, а картошку можешь поставить прямо на обеденный стол, – ответила та. – Только что звонила Хлоя. Они немного запаздывают.
– Конечно же, запаздывают, – пробормотал Бенджамин.
Это была еще одна давняя традиция семьи Фостер – Бенджамин всегда приходил вовремя, а Хлоя каждый раз опаздывала, и Бенджамин вечно ворчал по этому поводу.
Джемма наслаждалась этими маленькими привычными моментами. Временами ее чувства к родне Бенджамина были сложными. С тех пор как она оставила свою собственную семью, семья Фостер стала для нее чем‑то вроде… ну… и вправду приемной семьи[1]. Долгие годы, когда она была одна, Джемма нередко тосковала по семейным праздничным обедам, по чувству родства, сопричастности. Ей нравилось сближаться со своими новыми родственниками, узнавать их самих и их маленькие причуды. Поэтому в ответ на ворчание Бенджамина по поводу опоздания Хлои она не смогла сдержать улыбки.
Но Джемма также знала, что семьи способны стать и сплошным разочарованием. Что отцы могут уйти из семьи. Что матери могут отвернуться от тебя. Что чувство признания может быть обманчивым. И, конечно же, держала свое прошлое надежно спрятанным от них – укрытым под тонкой завесой лжи. Вроде давно умершей матери, о которой она не хотела говорить. Или скучного и ничем не примечательного детства, похожего на детство всех остальных.
Поэтому Джемма всегда оставалась немного настороже, встречаясь с родственниками мужа.
Поставив торт на кухонный стол, она прошла в столовую. У большого обеденного стола стоял Натан, отец Бенджамина, раскладывая по тарелкам салфетки. Он немного горбился и выглядел усталым. В последнее время Бенджамин все больше беспокоился о своем отце, возраст которого уже давал о себе знать.
– Здравствуйте, Натан. – Джемма подошла к нему и быстро обняла.
– Привет, Джемма. Хлоя немного опаздывает…
– Джойс уже нам сказала. Ух ты, какой красивый стол вы накрыли!
– Да, – Натан выдавил из себя смешок. – Сегодня у Джойс все‑таки день рождения.
[1] Семья Фостер (англ. Foster family) можно перевести и как «приемная семья».