За твоей спиной

Отвернувшись к окну, горестно вздыхаю. В груди периодически тянет, нервы на пределе. Пытаюсь запомнить дорогу по указателям, но на третьем названии оставляю эту затею. После моего вынужденного, можно сказать, декретного отпуска памяти почти не осталось.

Мы проезжаем небольшой коттеджный поселок и сворачиваем… в поле. Когда пересекаем его, в лесу я замечаю двухэтажный деревяный дом, огороженный высоким забором из черного профлиста.

Приобняв Луку, оглядываюсь. Кажется, что вокруг ни души. Жутко становится.

– Приехали, Татьяна.

– Мы здесь будем одни? – удивленно спрашиваю.

– Расул Рашидович не давал указаний охранять. Сказал доставить.

Стиснув зубы, закидываю сумку на плечо и подхватываю сына. Кажется, за время, пока мы ехали, на улице стало еще холоднее. Зима на пороге, а у меня ни одежды, ни денег…

– На самом деле, дом оборудован сигнализацией, – почему‑то смягчается водитель. Видимо, почувствовав мой страх. – И места здесь тихие. Можете не переживать за это. Никто вас не побеспокоит. А если что – дежурная бригада будет через минут семь. Они из соседнего поселка приедут.

Я немного успокаиваюсь. Иду за водителем по узкой заснеженной дорожке и дышу чистым воздухом. Лука, слава богу, даже не шелохнулся. Как я буду ему объяснять, где мы оказались и зачем? Не знаю.

– Проходите. Замок электронный. Сейчас я вам включу газовый котел. Через пару часов в доме станет тепло. Одеяла, постельное, полотенца – все в кладовой под лестницей. Разберетесь?

– Постараюсь, – неловко улыбаюсь.

В гостиной пахнет хвоей и чем‑то домашним. Новым годом, радостью, счастьем. Тем, чего у меня давно не было.

Когда зажигается свет, разглядываю стены, обитые брусом, каменный пол и высокие потолки с коваными люстрами. Похоже на охотничий домик, только премиум‑класса. Для избранных и богатых.

Аккуратно устроив Луку на диване, ставлю сумку на пол и разуваюсь.

– Еда есть на кухне. В морозилке – мясо. В шкафу – крупы, консервы, аптечка. Вода из крана артезианская. Скважина свежая. Можете кипятить, если не доверяете. Чайник сами найдете.

– Спасибо, – мямлю.

– В ванной комнате тоже все есть. Только водонагреватель заранее включите. И будьте осторожнее с ребенком – кипяток сразу идет. Ошпарится малой.

– Спасибо вам… – уже гораздо искреннее благодарю и смущенно приподнимаю брови кивая.

– Буба, – бубнит он отворачиваясь.

Я впервые за ночь улыбаюсь.

– Спасибо вам, Буба. Правда.

Слезы на глаза наворачиваются. Столько всего пережила за эту ночь. Хочется скорее помыться.

Когда Буба прощается и мы остаемся одни, скидываю пальто и внимательно изучаю дом. Наверху две спальни и душевая, а под первым этажом обнаруживается дверь, ведущая в сауну. Заглядываю в окна, но, кроме высокого забора и заваленного строительными материалами двора, ничего не вижу.

Поначалу здесь кажется жутко, но потом я осваиваюсь. Проверяю, заперта ли дверь, рассматриваю установленный щиток сигнализации с горящей красной лампочкой и выдыхаю с облегчением.

Лука просыпается поздно. И на удивление в хорошем настроении. Вопросов лишних не задает, ест наспех заваренную овсянку и находит пульт от телевизора.

– Мама, а папа нас здесь не найдет? Мы прячемся?

– Да, – вздыхаю. – Как прятки.

– Мы ведь его больше не увидим? – спрашивает Лука с надеждой.

Я старательно перевожу тему и прошу его достать игрушки из сумки. Захватив пару сменных комплектов и любимые вещи сына, я совершенно забыла о себе, поэтому принимаю душ и, замотавшись в полотенце, отправляю сорочку с бельем в стиральную машинку. Порошок нахожу в ящике под мойкой.

Так проходят два дня.

Ощущения странные. Я никуда не тороплюсь и не пытаюсь успеть, как обычно. В свободном режиме готовлю нам еду, днем мы обычно гуляем вокруг дома, а вечером валяемся на диване возле телевизора. У меня нет телефона или планшета, меня никто не контролирует и не проверяет. Это радует и одновременно пугает. Слишком быстро все произошло.

Страх неожиданно приходит ко мне на третью ночь. Кажется, бояться вообще стало моей традицией. Проснувшись от шума заезжающего на территорию автомобиля, мгновенно прихожу в себя. Правой рукой накрываю спящего Луку, левой стискиваю рукоятку приготовленного на всякий случай ножа.

Приподнявшись, зажигаю ночник.

Сигнализация издает три длинных звука и замолкает. Дверь открывают. И снова шаги на лестнице.

От каждого в голове вспыхивают воспоминания о Германе.

Бам‑бам‑бам. В ушах шумит. Сердце лупит по ребрам.

Опустив взгляд на нож, думаю о том, готова ли я буду с помощью него защитить себя и сына?

Сомневаюсь.

Когда вижу фигуру в дверном проеме и узнаю в ней Расула, казалось бы, можно выдохнуть. Но нет. Пульс только усиливается. Щеки вспыхивают.

Три года не такой большой срок, но Хаджаев и не думал меняться: ровно остриженные черные волосы, модная небритость на лице, деловой костюм, будто советник главы республики только что вышел с благотворительного вечера и, оставив жену в машине, забежал к нам.

Увы. Расул чужой. И никогда моим не был.

Прислонившись к стене, он молча оценивает взглядом моего спящего под одеялом сына и… меня. Лицо, растрепанные волосы, обнаженные плечи. Вспомнив, что я все еще в одной шелковой сорочке, смущаюсь и прикрываю грудь рукой.

– Привет, – проявляю банальную вежливость.

– Привет. Ты так рада меня видеть?

– В смысле? – пугаюсь, чем себя выдала.

Заметив, что держу нож, четко направленный на Хаджаева, прихожу в себя.

– Прости, пожалуйста, – опускаю руку. – Это по привычке…

– Интересные у тебя появились привычки, – замечает он, пряча руки в карманы брюк. – Это ведь как‑то связано с синяком в пол‑лица?

Инстинктивно дотрагиваюсь до скулы и морщусь от боли. Расул резко отталкивается спиной от стены и стремительно направляется к выходу:

– В сауне есть халаты. Оденься, Таня, и я жду тебя на кухне. Поговорим…