Закон навязанных обстоятельств

Воспользовавшись паузой, он бросил взгляд в угол, где всегда находились часы, и вдруг не обнаружил их там. Старого полковника будто током ударило – с момента, как он покинул этот кабинет, он впервые физически почувствовал, что все изменилось. Его тоже, как старый механизм, выкинули на помойку, и не стоит строить иллюзий и прикрываться особым отделом, негласно курируемым конторой. Это гражданский объект, там работают гражданские люди, пусть из бывших, но все же гражданские, и ты, Василий Васильевич, всего лишь пенсионер, подрабатывающий опять же в гражданской структуре и создающий не воинов, не офицеров, а только консультантов.

Все это было настолько больно, что Василий Васильевич не сразу услышал вопрос.

– Что, простите? – переспросил он начальство. Хотя какое там начальство, официально просто кураторы их экспериментального отдела по изучению разносторонних и нетрадиционных подходов в расследовании преступлений, созданного на базе Московского института новых информационных технологий ФСБ России.

– Я говорю, ну были же у тебя забракованные проекты, ну выбери из этого брака лучшего. Ты пойми, если я на эту чертовщину оперов или следаков своих отправлю, меня не поймут, да тут к тому же брат. Время сейчас другое, нельзя так делать, кумовство это называется, еще превышение полномочий могут навесить. А я только здесь обустраиваюсь, еще свою команду не собрал, сижу шатко. Желающих меня потопить будет много. А так ты просто обкатываешь очередного кандидата в проект, и все дела.

– Хорошо, я подниму материалы с не подошедшими кандидатами, – спокойно согласился Василий Васильевич.

Конечно, ему хотелось сказать другое. Что время всегда то, и не надо на него сваливать. Когда он сидел в этом кресле, ему еще и не такое предлагали. Тут дело не во времени, а в человеке. Также очень хотелось сказать о том, что если ты за такой большой срок не смог собрать свою команду, что если ты, работая уже больше года с людьми, не доверяешь им, то проблема в тебе, значит, ты плохой начальник. Но он сдержался. Нет, не из страха, а потому что в этом не было смысла. Слова бы не дошли до человека, а только вызвали бы агрессию. Василий Васильевич же во всем и всегда искал смысл. Это, наверное, главное в жизни – иметь смысл. Поэтому сказал совсем другое:

– Все равно это будет непродуктивно, ведь в одиночку кандидат ничего не сможет. В идеале он предлагает нормальной, рабочей оперативной группе свое нестандартное видение, а преступление раскрывают уже они. Один он просто психолог, ученый или даже писатель‑детективщик, был у нас и такой на отборе.

– За это не беспокойся. Есть у меня опер, который очень хочет ко мне на службу, пороги кабинетов оббивает. Вот я его направлю к тебе, скажу, сделаешь как надо – устрою.

– Один опер? – Василий Васильевич первый раз за весь разговор улыбнулся.

– Один опер, – с досадой повторил начальник. – А что мне, из‑за его дурацких открыток всю контору поднимать? Он там напридумывал себе что‑то, даже полиция его слушать не хочет, улик никаких, одни предположения бредовые и картинки рисованные, а я тут должен, значит, людей срывать.

– Ну надо хотя бы взаимодействие с полицией им устроить и айтишника приставить какого‑нибудь, без этого сейчас никуда, – примирительно сказал Василий Васильевич. Ему вдруг стало жалко этого большого во всех смыслах человека. Ведь, несмотря на его внушительный вид, он тоже когда‑нибудь окажется на обочине и, возможно, будет переживать эту перемену не меньше Василия Васильевича, а то и больше. – Хотя ладно, айтишника я сам найду. Есть у меня один хороший, давно просит меня об одолжении.

– Вот и славно, а я полицию попрошу, но неофициально. Оперу дам информацию, как связаться с органами. Попрошу своих найти контакт кого‑нибудь пониже, так проще и легче работать будет, – сказал начальник и, немного помолчав, добавил тихо: – Спасибо, я не забуду.

Василий Васильевич убрал ручку в блокнот, в котором все время разговора по привычке рисовал, делая вид, что фиксирует оперативное задание. Если честно, он даже не помнил, что изобразил. Полковник, как говорится, портил бумагу не для рисунка – это был его способ размышлять. Но, посмотрев на картинки в своем блокноте, иногда делал интересные выводы. Вот и сейчас, выйдя из приемной, взглянул на изрисованную только что страницу и усмехнулся – там была изображена аудитория со студентами, доска, и маленький человек что‑то писал на ней мелом.

«Все по Фрейду, – подумал Василий Васильевич, – все по нему, родимому».

Когда он вышел из здания конторы, то на улице уже стемнело. Проклятие зимы – она крадет у людей солнце, а с ним и время.

Снег большими и какими‑то ленивыми хлопьями медленно и неохотно падал с неба, окутывая Москву белоснежной шалью. Василий Васильевич, взглянув на часы, направился к метро: еще в кабинете, когда речь зашла о забракованных кандидатах, он знал, кто ему нужен. Его почему‑то так и не отпустил до конца отсортированный на этапе отбора проект № 213: «Учитель». Он постоянно возвращался мысленно к нему, рассуждая, правильно ли поступил, дав отклонить данного кандидата. Но главным критерием отбора служило понимание, как именно человек это делает. В случае с проектом № 213 понять это так и не удалось, ну или сам проект не захотел полностью раскрываться.

Вот и представился случай разобраться во всем до конца, чтоб больше не мучиться сомнениями.

 

Глава 2. Эрик

 

Блокнот № 1, страница 14.

Мама не хочет отвечать на мои вопросы о папе. Причем в доме нет ни одного предмета, который мог бы говорить о пребывании в нем когда‑то мужчины. Ни одного фото. Нет, родитель мужского рода, конечно же, был, так устроен мир, я особенный, но все же не мог появиться на свет иначе, чем все остальные. Есть настойчивое чувство, будто я что‑то забыл. Все это очень странно. В детский сад ходить ужасно скучно, надо поговорить с мамой, пусть отдаст меня в школу на год раньше.

Эрик, 1991 год

 

– История знает множество примеров, когда люди становились великими изобретателями, музыкантами, актерами и учеными только благодаря одному – желанию учиться. Все вы читали историю Томаса Эдисона. Есть разные версии тех событий. Я предпочитаю вариант без лирики. Его мать однажды услышала, как учитель называет ее сына дебилом, и, разругавшись с руководством школы, которое настаивало, что это неоспоримый факт, забрала сына на домашнее обучение. Она сказала семилетнему Томасу, что школа, в которой он учился, плохая, и дома мать даст ему больше знаний. Мальчик видел, как старается его мама, и не хотел ее расстраивать, потому стал заниматься с двойным усердием, а втянувшись в процесс, уже не мог без этого. Кем стал Томас Эдисон и какие открытия и изобретения ему принадлежат, я думаю, студентам четвертого курса рассказывать не надо.

– Эрик Кузьмич! – крикнула хорошенькая студентка, подняв руку. Она наверняка была влюблена в него, поэтому старалась на каждой лекции привлечь внимание симпатичного преподавателя. – Я слышала историю про письмо от школы с отказом, которое он принес домой. Мать, прочитав его, сказала, в нем написано, что ее сын гениален, и они его больше не могут ничему научить. Узнал он правду только после смерти матери, когда стал разбирать ее архив и прочитал его. Он понял, что мать своей верой в него и упорством не дала понять, что его считают умственно отсталым, и сделала из него великого ученого.