Зеленые мили

– Что, например, обладает самой большой разрушительной силой в отношениях людей?

– Ложь.

– Лена, ты ку‑ку? Все врут. И все мужики – козлы.

– И много ты знаешь крепких долгосрочных отношений? Вот любых? И не внушай мне про козлов. Какая шла – такой и подошел. А я, например, не коза.

 

Какое‑то время мы молчим.

 

– А почему ложь?

– С нее все начинается. Человек врет сначала себе. Потом другому. И оба знают об этой лжи. И оба ее покрывают.

– И откуда знает тот, кому лгут?

– Интуиция. Или – душа, душа всегда чувствует фальшь.

– Хрень какая‑то. Вечно тебя несет куда‑то.

– Ни фига. Дьявол всегда в мелочах.

 

Что‑то исчезает – слова, жесты. Тепло из голоса. Смайлик из переписки. Касание руки. Тебя «забывают» позвать на кофе, поздравить с днем рождения. И всегда находятся абсолютно правдоподобные, железобетонно надежные аргументы, почему это – чистая случайность.

 

– И что, допустим, с этим делать? Ну вот мне врут – и?

– Что хочешь.

– …?

– Только ты знаешь, зачем тебе ложь и где твои пределы.

 

Мы снова молчим.

Два взрослых ребенка, играющие каждый в свои придуманные игрушки. И мы оба играем в войну, потому что если серьезно – можно сойти с ума. Только я играю в нее как в трансформер: о, это страх. Он будет каналом. Это отчаяние. Оно станет творчеством. Текстом, стихом. Постом. Усталость? Просто подбиваю списки нужного, конкурс придумала и читаю чат. Я алхимик. С помощью любви превращаю в золото все.

Грин играет в войну тяжеловесно, с полной отдачей. Запретив себе все, кроме партии, которая длится уже больше двадцати лет. И на красное было поставлено имение, а выпало – зеро. Он тоже алхимик. Темная сила, превращающая в битву и сопротивление все, к чему прикасается.

 

Когда‑то он решил за всех, как им лучше. Без него. И теперь если и жалеет об этом, то не признается.

 

– Ну ок, допустим. А на фига врать‑то?

– Ну ты же врешь. Себе, другим.

– Я?

 

Удивление почти искреннее. Я почти верю.

 

– Ты.

– Дурко твоя фамилия.

– Каков поп – таков и приход.

 

Снова молчим. Я начинаю засыпать

 

Грин перехватывает руль одной рукой, второй поправляя куртку, которой я накрыта.

 

– Спи, спи, Пупусечка. Ты, когда спишь, молчишь и такая прям хорошая сразу.

 

Я буду спать. Он будет молчать и ехать в ночь. Сначала позади останутся Сиваш и Азов. Потом пролетим погранпереход. На контроле он откроет дверь, чтобы разбудить меня, и, наклонившись близко‑близко, вдруг скажет: «Люблю тебя!» А потом добавит: «Как сестру». И что‑то из этого будет спасительной неправдой.

На мосту через пролив он разбудил меня, и начнется досмотр. Впереди было еще часов 20 пути. Мы вспоминали всех, все и много смеялись. Осторожно обходили в воспоминаниях то лето и весну, когда были сказаны слова, цепляясь за которые я системно рушила свою жизнь. Пытаясь доказать, что могу без. И что да, нет ни романа, ни героя.

А потом Грин, не спавший всю ночь, отдал мне руль и моментально вырубился на пассажирском сиденьи. По наивности, не ожидая абсолютно никакого подвоха. И я – впервые в жизни! – уснула за рулем где‑то в Ростовской области. Я, проехавшая насквозь всю Европу – от Москвы до Рима, Прованса и Швейцарии в одни руки и иногда – по 1500 км в день! Но на М4 мозг просто скомандовал – Грин рядом, расслабься, Пупусик. Он, если что, все решит. Проснулись мы оба, когда машина уже влетела в отбойник. Ощущения незабываемые. Как я вырулила, уже не помню. Помню только, что справа шла фура и я успела подумать: «Слава Богу! Меня всегда тянуло куда‑то левее». Но напугалась так, что руки тряслись еще несколько часов.

 

– Заправка. Заезжай. – Я никогда его таким не видела.

– Блин. Как так? – хожу, рассматриваю царапину на боку – от фары через всю дверь. И думаю: какое счастье, что не под фуру, не вправо.

 

Заходим. Грин стоит посреди магазина и ничего не делает. Просто стоит как каменное изваяние.

 

– Кофе хочу.

 

Не реагирует никак.

 

– Тебе взять?

– Нет.

 

Беру американо. Пью, пытаясь унять дрожь в руках. Грин смотрит куда угодно, только не на меня.