Женщины
– Что? – Фрэнки вытерла глаза и посмотрела на нее.
– Ты грустишь из‑за мальчиков, которых мы потеряли, или из‑за того, что ты хреновая медсестра?
– И то и другое.
– Значит, у тебя есть все, что нужно. Мы все прошли через это. В обычной жизни медсестры – люди второго сорта. Ах да, как и все женщины. Мужчины ограничивают нас, одевают в девственно‑белый, говорят, что врачи – боги. А самое страшное – мы в это верим.
– А здесь врачи разве не боги?
– Ну конечно, боги. Только спроси их. – Этель достала из кармана пачку сигарет и протянула Фрэнки.
Фрэнки взяла сигарету. Раньше она не пробовала курить, но сейчас хотелось унять дрожь в руках и избавиться от запаха крови.
– Зачем ты приехала сюда? – спросила Этель.
– Теперь это неважно. Я сделала глупость. – Она повернулась к Этель: – А почему ты оказалась здесь?
– Тебе покороче или в подробностях? После того как я обучилась сестринскому делу, я хотела пойти по стопам отца и стать ветеринаром. Но во Вьетнам поехал человек, которого я любила, так я и оказалась здесь. Если коротко, я просто поехала за ним. – Ее голос стал мягче. – Его звали Джордж. Ради одной его улыбки я была готова на все.
– И он…
– Умер. А у тебя что?
– Мой брат тоже здесь умер. И… я хотела как‑то помочь, принести пользу. – Это прозвучало так наивно, что Фрэнки замолчала.
– Мы все этого хотим, Фрэнк. Поэтому я подписала второй годовой контракт.
В обычной жизни, когда Фрэнки рассказывала друзьям, что надеется принести пользу стране, дать семье повод для гордости, все только закатывали глаза и махали рукой – это, мол, бессмысленный пафос, но здесь, сидя рядом с девушкой, которую она едва знала, Фрэнки снова испытала гордость за то, что вступила в армию.
– Мне очень жаль твоего Джорджа, – сказала Фрэнки.
– Он был настоящим красавчиком, мой Джордж. – Этель вздохнула. – Сначала я ненавидела себя за то, что приехала и все равно его потеряла, но в итоге смирилась и теперь рада, что осталась здесь. Вьетнам делает тебя сильнее и лучше, Фрэнк. Когда я вернусь в Вирджинию на ферму отца, я снова пойду в ветеринарное училище, теперь меня ничто не остановит. Я хочу всего этого, Фрэнк. Мужа, ребенка, работу. Длинную счастливую жизнь, которая закончится, когда я уже не смогу вылезти из кресла‑качалки, но вокруг будут дети, животные и друзья. Здесь ты поймешь, чего на самом деле хочешь от жизни. Это я обещаю.
– Спасибо, Этель.
– Ладно, хватит разводить сопли. Ты пьешь, Фрэнк?
Фрэнки не знала, что ответить. В колледже она ходила на вечеринки, там все, что она пила, – пара стаканов пива, а здесь она в первый же день выдула две стопки виски, но ведь она хорошая девушка, которая всегда играет по правилам. В декабре ей исполнился двадцать один год – возраст, с которого по законам Калифорнии разрешен алкоголь, – но после смерти Финли и ужасных новогодних каникул она не стала праздновать свой день рождения.
– Пью.
– Алкоголя тут полно, – сказала Этель. – Смотри в оба. И мой тебе совет – будь осторожна. Я не пью, но и не осуждаю. Живи здесь и сейчас. Делай что хочешь, если это поможет пережить ночь.
Этель встала и протянула Фрэнки руку:
– Давай, поднимайся, лейтенант, отряхнись и приведи себя в порядок, сейчас мы набьем животы, а потом хорошенько оттянемся в клубе. Ты только что пережила свой первый МАСПОТ.
Фрэнки впервые видела, чтобы человек ел так быстро. Этель походила на гиену, которая глотает добычу, видя, как приближаются хищники.
Наконец Этель отодвинула пустую тарелку и сказала:
– Я хочу танцевать. Пойдем?
Фрэнки посмотрела на недоеденный солсбери‑стейк с коричневым соусом[1] и переваренной зеленой фасолью. И зачем она съела так много пюре?
– Танцевать?
Какие могут быть танцы? В животе бурлило. Она никак не могла переварить ни ужасов, которые видела, ни свою никчемность. Ей было стыдно и плохо. Она поднялась со стула.
В столовой было полно солдат в перепачканной кровью форме. Она удивилась, как громко они болтают и как много смеются. Она не понимала, как человек, прошедший через МАСПОТ, может так быстро о нем забыть.
Они с Этель вышли из столовой. Проходя мимо сцены, Этель рассказала о рождественском концерте в Кути, когда войска развлекал сам Боб Хоуп[2].
– Я отправила фотографию с Хоупом отцу. Он повесил ее в амбаре и теперь всем рассказывает, что его дочка спасает жизни…
Фрэнки не слушала. Ей хотелось побыть одной. Она начала сворачивать к бараку. Этель схватила ее за руку, словно прочитав мысли:
– Погоди, Фрэнк.
Когда они подошли к клубу, Этель отодвинула занавеску, и бряцанье бусин заполнило тишину между песнями.
Внутри было ни сесть ни встать – столько набилось народу. Мужчины, сгрудившись в небольшие компании, курили, разговаривали и пили. На полу валялся выпуск «Звезд и полос»[3], на первой полосе – заголовок: «Линия Макнамары укреплена вдоль ДМЗ». Воздух был серым от дыма.
Как они могут стоять здесь, курить и пить, будто ничего не случилось? У кого‑то на волосах еще осталась кровь.
– Ого, Фрэнк. Ты дышишь как арабский скакун. Танцев не будет, я поняла. Пойдем. – Этель схватила две холодные банки кока‑колы и направилась к выходу.
– Эй, красотки, не уходите! – крикнул кто‑то из толпы.
– Вы что, обиделись?
[1] Солсбери‑стейк, «стейк для бедняков», – по сути, обычная котлета, имитирующая по форме стейк; коричневый соус – классика французской кухни, соус на основе мясного бульона.
[2] Боб Хоуп (настоящее имя Лесли Хоуп, 1903–2003) – американский комик, обладатель пяти премий «Оскар», часто выступал перед американскими солдатами в зонах военных конфликтов.
[3] Stars & Stripes – ежедневная газета Министерства обороны США, предназначена для военного контингента за пределами страны, также это неофициальное название национального флага США.
