Женщины

– Вы были с ним, когда он умирал. И можете сказать семье, что он был не один. Это будет много значить для его родных, поверьте. Мой брат здесь умер, назад мы получили только ботинки другого солдата.

Какое‑то время Джейми просто смотрел на нее, будто удивился тому, что она сказала.

– Ладно, Макграт. Уже поздно. Я провожу тебя до барака.

Он приблизился, и они пошли вместе. У дощатого мостика он пропустил ее вперед, а перед дверью в барак остановился.

– Спасибо.

– За что?

– За то, что просто была рядом. Иногда, чтобы спасти человека, нужно совсем немного.

Он натянуто улыбнулся и ушел.

 

Глава седьмая

 

Следующим утром, когда Фрэнки проснулась, ни Этель, ни Барб в комнате не было. Она быстро собралась и ровно в восемь ноль‑ноль стояла у кабинета майора.

– Лейтенант Макграт, – доложила она.

– Слышала, в неотложке от вас было не больше пользы, чем от тиары на голове, – сказала майор и открыла бежевую папку. – Сестринское дело в каком‑то женском католическом колледже, почти никакого опыта в больнице и юный возраст в придачу. – Она посмотрела на Фрэнки сквозь очки в черной роговой оправе. – Что вы здесь забыли, лейтенант?

– Мой брат…

– Неважно. Мне все равно. Но не дай бог вы здесь, чтобы увидеть брата.– Майор Голдштейн подвинула очки к переносице.– Флот и ВВС не принимают таких, как вы. Они берут только опытных медсестер. – Она захлопнула папку и вздохнула. – В любом случае вы уже здесь. Без знаний и опыта, но здесь. Я назначила вас в неврологию. Ночная смена. Посмотрим, как вы справитесь там.

– Я сделаю все возможное.

– Ага. Добро пожаловать в Тридцать шестой, лейтенант Макграт. Проявите себя.

 

Неврология располагалась в ангаре рядом с операционным отделением. Это светлое куполообразное помещение почти все было заставлено механическими кроватями «Страйкер». Раньше Фрэнки таких не видела, но в школе и на курсах военной подготовки о них кое‑что рассказывали: это специальные кровати для парализованных больных, для пациентов с переломами таза, ожогами и для всех, у кого движения сильно затруднены. Два ряда кроватей разделял широкий проход. По стенам тянулись металлические трубки, с которых свисали капельницы. Рядом с каждой койкой стояла целая куча разного оборудования: аппараты искусственной вентиляции легких, охлаждающие одеяла, мониторы. Почти всю эту технику Фрэнки видела впервые в жизни. С потолка ярко светили лампы. Слышался мерный шепот аппаратов ИВЛ и попискивание мониторов ЭКГ.

В углу за столом сидел пожилой мужчина в выцветшей форме, он что‑то сосредоточенно писал. Единственным военным (на ногах) был санитар, он проверял пациента в дальнем конце палаты.

Фрэнки выпрямилась, попытавшись держаться увереннее, чем чувствовала себя на самом деле.

– Младший лейтенант Макграт прибыла, сэр.

Мужчина посмотрел на нее. Фрэнки никогда не видела таких усталых глаз. Все лицо в рытвинах от оспин, за обвисшими щеками не разглядеть подбородка.

– Фрэнсис, так?

– Фрэнки, сэр.

– Капитан Тэд Смит. Врач. Фрэнки, расскажите, где вы работали, какой у вас опыт.

– Я окончила колледж. И… немного поработала в местной больнице.

– Что ж, – он поднялся, – пойдемте со мной.

Капитан остановился у первой кровати. На ней лежал молодой вьетнамец. Голова забинтована, на белой ткани проступило красное пятно.

– Он вьетнамец, – с удивлением заметила Фрэнки.

– К нам иногда привозят местных, – сказал капитан Смит. – Да, кстати, здесь лежат только пациенты с черепно‑мозговыми. У большинства нет зрачкового рефлекса. Знаете, что это?

Еще до того, как Фрэнки ответила, капитан достал из нагрудного кармана маленький фонарик и посветил в глаза пациента.

– Видите? Никакой реакции. Расширенные и неподвижные. Запишите это в его карту, рядом поставьте дату и время.

Он показал ей, где делать пометки, вручил фонарик и повел дальше – от одного американского солдата к другому. Они, совершенно голые, лежали под тонкими простынями и смотрели в пустоту, почти все были подключены к аппаратам искусственной вентиляции легких. В палате находилось еще несколько вьетнамцев.

– Этот угодил под работающий ротор, – сказал капитан Смит, остановившись у кровати мужчины без руки и с перемотанной головой.

На последней койке лежал чернокожий парень, за бинтами лица не было видно. Он корчился и бормотал что‑то невнятное.

– Он не в коме, но и не в полном сознании. Шансы на восстановление есть. Не многие могут этим похвастаться. Мы можем спасти их тело, но не жизнь.

Фрэнки смотрела на ряды кроватей, на целое море белых простыней, железок, аппаратуры и беспомощных тел. Каждый чей‑то сын, брат или муж.

– Мы следим за их состоянием, меняем повязки и поддерживаем дыхание, пока их не осмотрит невролог из Третьего полевого госпиталя. Со временем вы научитесь замечать малейшие изменения в их состоянии. Но в эвакогоспитале пациенты надолго не задерживаются.

– Они нас слышат?

– Хороший вопрос, Фрэнки. Думаю, да. По крайней мере, надеюсь. Вы умеете ставить капельницы?

– В теории, сэр. – Она почувствовала, как неопытность алой буквой проступила на ее форме.

– Не переживайте, Фрэнки. Главное, у вас есть сердце. Остальному я научу.

 

14 апреля 1967 г.

 

Дорогие мама и папа,

Привет из Тридцать шестого эвакогоспиталя! Простите, что так долго не писала. Здесь жизнь бежит в бешеном темпе. Большую часть времени я либо напугана, либо измотана. Как только голова касается подушки, я тут же засыпаю. Оказывается, если сильно устать, можно уснуть в любом месте и в любом положении. Сейчас я набираюсь опыта, которого у меня, мягко говоря, не было. Я работаю в неврологии и провожу тут почти все время.