Женщины
– Пошли, сельская дебютантка, – сказала Барб, бросая ножницы на тумбочку. – Мальчики ждут.
– Мальчики? – Фрэнки сунула в рюкзак сменную одежду, и трое медсестер вышли из барака.
В Тридцать шестом сегодня было удивительно тихо. Обстрелы, конечно, продолжались (за колючей проволокой в джунглях гремели взрывы), но никаких сигналов тревоги. Фрэнки слышала выкрики парней. Они играли в футбол перед пустой сценой.
На вертолетной площадке стоял боевой вертолет – один из тех, на которых летали Морские волки. Медсестры подбежали к открытым дверцам. Из вертолета высунулся пулеметчик и помог им забраться на борт. В последний момент появился Джейми в спортивных шортах и выцветшей футболке «Варлокс» и тоже запрыгнул в кабину.
Пилот показал им большие пальцы и начал взлет. Лопасти закрутились. Прерывистый стук сменился мерным гудением. Вертолет слегка качнулся вперед, и они полетели на небольшой высоте. У открытых дверей рядом с оружием сидели пулеметчики.
Фрэнки приземлилась рядом с Джейми на брезентовое сиденье в задней части салона.
Через открытую дверь она смотрела на меняющиеся пейзажи: белые пляжи, бирюзовую воду, красные грунтовые дороги, что тянулись, словно вены, на юг, к Сайгону. Ближе к столице показалось зеленое полотно джунглей, пронизанное серебряными нитями. Дельта Меконга сверху была похожа на тонкое кружево. Джунгли то и дело озаряли оранжевые вспышки.
Через несколько минут вертолет мягко опустился на ровный, пустой клочок земли.
Пилот заглушил двигатели, снял летный шлем и повернулся к пассажирам:
– Еще одна идеальная посадка от Морского волка. Запишите это в своем дневнике, леди.
– Познакомься, Фрэнки, это Кипарис. Улыбайся, но не верь ни одному его слову. Он возомнил себя Джеймсом Бондом. Вертолеты и самолеты вскружили ему голову. Теперь он думает, что ему подвластно все на свете.
Кипарисом звали высокого худощавого парня с широкими плечами. Густые усы и клочковатая борода придавали его привлекательному лицу залихватский вид. На нем была камуфляжная футболка и короткие плавки. Избавившись от шлема, он тут же нахлобучил поношенную ковбойскую шляпу.
– Это Джеймс Бонд косит под меня, – объявил Кипарис, поглаживая свои неуставные усы. Он был неотразим и прекрасно это понимал. – Здрасьте, мэм.
Фрэнки не смогла устоять перед его южным обаянием и расплылась в улыбке.
– Ну а Кипарис косит под меня, – сказал второй пилот, рыжий жилистый парень с неряшливыми усами. Он улыбнулся Фрэнки и остальным девушкам, показав кривые зубы. – Зовите меня Койот, – и он завыл.
Койот помог девушкам вылезти из вертолета, придержав Фрэнки чуть дольше необходимого. Она чувствовала, как он пожирает ее глазами.
– Добро пожаловать в летний лагерь Морских волков, леди, – сказал он с протяжным техасским говором.
Это было так нелепо и так напоминало о доме, что Фрэнки не смогла удержаться от смеха.
Перед ними лениво текла широкая коричневая река, берег был сплошь заросший, болотистый. Вдалеке за рекой на фоне синего неба угадывался силуэт Сайгона. У берега стоял видавший виды катер, внутри, на переднем сиденье – стрелок с пулеметом, он внимательно отслеживал любое движение на суше, воде и в небе.
Небольшой сухой пятачок у реки превратили в место для пляжной вечеринки. Между двумя бамбуковыми шестами был натянут плакат: «Этель, мы будем скучать». Под ним мужчина в футболке «Роллинг Стоунз» жарил гамбургеры. Из магнитофона, который работал от переносного генератора, несся «Пурпурный туман»[1], достаточно громко, чтобы заглушать отдаленные звуки войны.
Тут собралось человек тридцать: медсестры из Тридцать шестого, Лонг‑Бина и Вунгтау, санитары, врачи и медбратья. Фрэнки знала некоторых пилотов, среди которых были Морские волки, и знала почти всех Пончиковых кукол. Когда вышла Этель, все побросали свои дела, захлопали, заулюлюкали.
– Речь, речь, речь! – крикнул кто‑то.
– Медсестры не произносят речей, – улыбнулась Этель, – они веселятся!
Толпа разразилась одобрительным воем. Зазвучала «Хорошая любовь»[2], и все начали танцевать.
Этель посмотрела на Кипариса:
– Отличный полет, ковбой.
Он притянул ее к себе. Фрэнки знала, что между ними завязалась крепкая дружба: они оба любили барбекю, танцы в стиле кантри и лошадей.
– Мои мальчики будут скучать по тебе.
– Я всего лишь одна из многих, Кипарис. Барб и Фрэнки уже дышат мне в спину.
Он поцеловал ее в щеку.
– Я рад, что ты уезжаешь из этой дыры, и злюсь, что оставляешь нас здесь.
– Ха. Да вы, Морские волки, готовы были загрызть друг друга за место в отряде. Тебе больше нравится здесь, чем на твоей ферме.
– Ну разве что иногда, – ответил он.
– Да, верно говорят, что лучшие времена – худшие времена, – сказала Этель.
– Еще пара философских сентиментальностей – и меня стошнит прямо на ваши ботинки,– сказала Барб.– Мы притащились сюда не затем, чтобы слушать о ваших чувствах. Мы здесь, чтобы пожелать счастливого пути лучшей, мать ее, медсестре Тридцать шестого госпиталя. И где же бухло?
Койот подскочил к пирамиде из термоящиков, открыл верхний и вытащил четыре холодных пива.
Фрэнки со щелчком открыла банку и отхлебнула. Она хотела сделать еще один глоток, но Этель схватила ее за руку:
– Пойдем, девочка из Калифорнии. – Она протащила Фрэнки через толпу прямо к пришвартованной моторке.
Откуда, черт возьми, тут взялась лодка?
За штурвалом стоял высокий парень с густыми усами, на футболке – эмблема пива. Он приподнял потрепанную ковбойскую шляпу:
– Здрасьте, мэм.
Койот запрыгнул на борт, издал протяжный вой и обнял Фрэнки.
– Что скажешь, Фрэнки Макграт? Ты в игре?
– Ты же знаешь, что да. – Она отхлебнула ледяного пива. В этот жаркий день оно было особенно прекрасно. И когда в последний раз она чувствовала себя такой молодой и свободной?
– У нас доброволец! – сказал Койот, развязывая швартовый канат. – Бродяга, мы готовы.
Парень за штурвалом ухмыльнулся и нажал на газ. Фрэнки воткнулась в Этель, та многозначительно подняла бровь:
[1] Purple Haze (1967) – песня Джими Хендрикса.
[2] Good Lovin’ (1966)– песня рок‑группы The Rascals.
