Злодей и фанатка

Недолго думая, я решила войти, как будто просто прогуливалась по окрестностям и решила подкрепиться. Мне срочно нужно было запить стресс. Чем угодно. Дверь, которую я толкнула, скрипнула, и на меня полился шум голосов, смех и звон посуды. Всё это сливалось в гул, который почему‑то успокаивал. Запах жареного лука ударил в нос ещё сильнее, смешиваясь с ароматом дешёвого кофе. Внутри было теснее, чем казалось снаружи. Несколько столиков, сбитых из грубых досок, были заняты. У барной стойки сидели двое – мужчина с проседью в волосах и татуировкой якоря на руке и молодая девушка с пирсингом в носу, которая нервно крутила в руках стакан.

Бармен, заметив меня, вытер руки о фартук и кивнул.

– Чего желаете? – спросил он безразлично, его взгляд скользнул по мне и тут же вернулся к стаканам.

В этот момент я поняла, что даже не знаю, чего хочу. Просто немного погоревать о том, что у меня не случился перепих с горячим похитителем.

А ещё вспомнилось то, что у меня нет ни копейки.

– Стакан воды, пожалуйста, – попросила я, стараясь, чтобы мой голос звучал уверенно.

Бармен нахмурился, но всё же налил воды из‑под крана в стакан и поставил его передо мной.

– Спасибо, пузатый дядя, – пробормотала я, чувствуя себя ещё более жалкой, чем раньше.

Вода была тёплой и отдавала хлоркой. Я сделала маленький глоток и уставилась на трещины в деревянной столешнице, думая, что делать дальше.

– У тебя какие‑то проблемы? – спросил бармен, встав передо мной.

Его тень накрыла меня, словно грозовая туча. От него несло луком. Я невольно поморщила нос и подняла на него глаза. Рукава его засаленной футболки обтягивали мускулистые руки, а на шее, над вырезом, виднелся край татуировки – какой‑то извивающейся, зловещей виньетки.

– Не‑а, – промямлила я, отводя взгляд. – Всё круто.

– Выглядишь так, будто сейчас расплачешься, – сказал он, не меняя тона. Голос был грубоватым, но в нём не слышалось агрессии. Скорее, какое‑то усталое сочувствие.

Я молчала, теребя край стакана.

– Парень обидел? – спросил бармен.

Я продолжила молчать.

Бармен вздохнул и почесал затылок. Он бросил взгляд на мой стакан с водой, потом снова на меня, словно оценивая.

– Слушай, – начал он, понизив голос, – вода тут не поможет. У меня есть кое‑что покрепче. Но сперва я бы хотел узнать, сколько тебе лет?

– Двадцать один на днях исполнилось, – соврала я, надеясь, что он мне поверит.

Бармен хитро прищурился, словно видел меня насквозь, и я решила, что моя ложь не сработала. Однако, на моё удивление, он достал из‑под стойки бутылку виски и небольшой стакан. Налил щедрую порцию янтарной жидкости и поставил передо мной.

– Выпей, – сказал он, – за счёт заведения. Должно помочь, чтобы у тебя там ни случилось.

Я удивлённо посмотрела на него, потом на стакан. Резкий запах виски ударил в нос.

– Пей, не стесняйся, – усмехнулся бармен. – Хуже уже точно не будет.

Его слова прозвучали неожиданно тепло. Я посмотрела на него. В желтоватом свете бара лицо Пузатого дяди казалось уже не таким суровым, как раньше. В уголках глаз залегли морщинки, а губы словно сами собой растянулись в лёгкой улыбке.

Я взяла стакан и сделала небольшой глоток. Виски обжёг горло, вызвав волну тепла, которая разлилась по всему телу, заставив меня закашляться, а бармена – засмеяться.

– Полегче, ковбой, – сказал он, – это не лимонад.

Я сделала ещё один глоток, на этот раз медленнее, стараясь прочувствовать вкус. Он был сложным, горьковато‑сладким, с привкусом дыма и древесины.

– Неплохо, – признала я, поставив стакан на стойку.

– Говорю же, – усмехнулся бармен, вытирая стойку тряпкой. – Лекарство от всех болезней. Что тебя привело в такое место, ковбой? В этой тоненькой пижаме. Тебе не холодно?

Вопрос был задан с такой добродушной интонацией, что я невольно расслабилась.

– Долгая история. Скажем так, день не задался с самого утра.

– У всех бывают такие дни, – сказал бармен, бросив взгляд на фотографию в рамке, стоявшую за стойкой. На фото была девочка лет четырнадцати с озорной улыбкой и двумя косичками. – У меня дочь твоего возраста. У неё тоже вечно какие‑то драмы. То с парнем, то с подругами, то в колледже…

Он покачал головой, словно вспоминая что‑то забавное.

– Это она? – спросила я, кивнув в сторону фото.

– Ага, – кивнул он, – моя главная гордость и радость. Хоть иногда и головная боль. Она учится сейчас в колледже, на дизайнера. Вечно вся в своих эскизах, в красках… Бардак в её комнате как после взрыва. Но я не жалуюсь. Главное, чтобы она была счастлива.

Пузатый дядя замолчал, снова взглянув на фотографию. Его лицо смягчилось. И это вызвало у меня невольную улыбку.

От меня мои родители отказались, так что мне никогда не приходилось знать, что значит папа и мама.

– Ей повезло, – сказала я задумчиво. – С семьёй. Я, например, выросла в системе.

Я отвела взгляд, ковыряя ногтем пятнышко на стойке. Говорить о приёмных семьях всегда было тяжело. В девятнадцать лет я уже не подпадала под программы социальной опеки и вынуждена была сама пробивать себе дорогу в жизни.

Бармен прекратил тереть стойку и посмотрел на меня. В его взгляде не было ни жалости, ни любопытства, только спокойное внимание.

– Тяжело, наверное, – сказал он, понимающе кивнув. – В Нью‑Йорке одной непросто.

– Я снимаю с подругой таунхаус в Бруклине. Но с прошлой работы пришлось уволиться, потому что ко мне приставал один мудак, а я за это вонзила ему в яйца ножницы… В общем, мне пришлось уйти.

Бармен хохотнул, явно поддержав меня.

– Звучит здорово. Он ещё легко отделался. Если бы кто‑то приставал к моей дочке, ему пришлось бы пришивать яйца обратно целиком.

Я засмеялась, кивая и одобряя такой расклад.

– Ты хорошая девчонка, кем бы ты ни была, – по‑доброму произнёс Пузатый дядя, – но береги себя. В последнее время в Бруклине неспокойно. Вроде как участились похищения людей.

Я фыркнула. Долбаный Кошмарик и его дружки. Интересно, сколько таких курьеров? И на кого они все работают?

– Вообще я слышал о разных бандах в Нью‑Йорке. Вроде как тут остались остатки влияния Пяти Семей. Говорят, они до сих пор контролируют некоторые профсоюзы и занимаются рэкетом, отмыванием денег, а кто‑то шепчется и про наркотики. А ещё вроде есть ирландские и албанские группировки. Это не для кого не секрет.

Может, Кошмарик работает на кого‑то из них?