Бармен из Шереметьево. История одного побега
В зале прибытия пассажир был принят операторами камер, доведен и передан на таможенный контроль, где его основательно досмотрели настоящие таможенные контролеры и чекисты, работающие «под таможенным прикрытием», ничего не нашли и выпустили в город. Однако в Москву, как и обещал, странный пассажир не поехал, а начал бродить по зданию аэропорта, пристально вглядываясь в стеклянные двери, лестницы и проходы. Такое его поведение запустило целую государственную машину – за ним уже ходили оперативники службы наружного наблюдения, велась запись с камер, были срочно затребованы персональные данные из анкеты‑обращения за визой. И только инженер‑установщик, служивший когда‑то в КГБ и поэтому имевший допуск к мониторам, угрюмо сказал:
– Он вспоминает. Вспоминает и сравнивает.
– Что вспоминает? С чем сравнивает? – с некоторым раздражением спросила капитан ФСБ – старшая смены операторов, но бывший кагэбэшник уже отвернулся, чтобы уйти. С возрастом он стал раздражительным и старался избегать ненужных конфронтаций.
– Что он вспоминает? – не отстает начсмены.
– Строитель это. Скорее всего, из «Рютебау».
– А это что такое?
– Фирма, которая строила аэропорт. Его немцы строили. Из ФРГ. Фирма «Рютебау».
– Хм‑м… Не знала.
«Вот ты ж курица, – подумал с грустью пенсионер, – в хорошие времена тебя, такую безмозглую, Женя дальше техника бы не продвинул. Но давным‑давно нет Жени‑начальника. Сгинул где‑то в Афганистане еще в восьмидесятых. Да и самому надо бы уже на покой – аритмия, да еще мерцательная, слово‑то какое противное…»
Человека на экранах мониторов он не узнал, хотя эти вот густые волосы кого‑то отдаленно напоминали, кого‑то из далекого прошлого.
А между тем, побродив полтора часа по аэропорту, пассажир направился к стойке регистрации вновь уже в обратном порядке, прошел таможенный и паспортный контроль, и вот он уже медленно поднимается на второй этаж в зоне вылета.
Прямо здесь, где кончается лестница, когда‑то был валютный бар, хорошо известный уходящей московской элите. Здесь наливались пивом из диковинных алюминиевых банок советские спортсмены, сосредоточенно жевали бутерброды с икрой дипломаты, тут заказывал зеленый чай поэт Евтушенко и холодную водочку Володя Высоцкий. Весь цвет, вся богема, все те, кого через много лет назовут глупым иностранным словом «селебрити», проходили у этой стойки.
– Весь «Голубой огонек», – смеялась белозубая барменша Анна Грачева.
Анька… Одинокий пассажир вдруг почувствовал слабость. В баре пусто – он выбрал столик с краю, сел и бросил сумку на соседний стул. К нему неспешно подошел выбритый до синевы, военного вида бармен. Он хотел сказать посетителю, что сейчас здесь технический перерыв, что стулья вовсе не предназначены для багажа, и даже уже поднял палец, чтобы указать на лежащую сумку, но тут у клиента зазвонил телефон, и тот стал вежливо и негромко что‑то объяснять по‑немецки, а бармену ничего не оставалось, кроме как молча вернуться за стойку. Минут через пять посетитель закончил разговор и задумался, глаза его сканировали помещение, пытаясь зацепиться за былое. Увы, зацепиться было не за что – это, конечно же, был уже совсем не тот бар. Исчезли изогнутые диваны, смешные, совсем не барного типа стулья у низкой и широкой стойки. Да и самой стойки больше нет – теперь это скорее ресторан.
Кольцо! Конечно же, кольцо! Где она – эта дыра, оставшаяся от сбитого пробкой от шампанского «бронзового» кольца с потолка? Весь потолок аэропорта был сделан из этих колец – они лепились друг на друга и как коричневые соты нависали над тысячами суетящихся пчел‑пассажиров. Это было визитной карточкой Шереметьево – ни в каком другом аэропорту, да и, наверное, ни в каком другом здании страны, не было такого. Но нет уже никаких колец – это теперь совсем другой потолок, обыкновенный, как в любом другом аэропорте мира.
Что же они тогда отмечали с Анькой в подсобке? И зачем он не позволил ей открыть бутылку? В его неопытных руках шампанское оглушительно хлопнуло, тяжелая пробка пулей унеслась вверх, да там и осталась. Вместо нее медленно упало одно из миллионов этих самых колец. Оказалось оно вовсе не металлическим, а пластмассовым с бронзовым напылением. Насмерть перепуганные влюбленные спешно заткнули чем‑то бутылку и помчались прочь, на выход, через КПП на автобус. Он потом долго разглядывал потолок, пытаясь найти глазами застрявшую пробку, пока дядя Влад, старший бармен‑администратор, угрюмо не заметил:
– Они уже хорошо запомнили твое лицо. Хватит.
Да – потолок аэропорта сделан из колец, чтобы маскировать объективы камер наблюдения – это была дежурная шутка всех работников Шереметьево‑2 в те годы. Да и пассажиры, надо полагать, думали точно так же.
– Es tut mir leid, geht es Ihnen gut?[1], – прикоснувшись к плечу посетителя, с неподдельной тревогой спросил бармен и поставил перед ним стакан с холодной водой.
– Ой, простите ради Бога, – ответил тот по‑русски, – голова закружилась. Могу я посидеть тут еще пару минут?
– Да сколько угодно, что вы. Позовите меня, если вдруг станет плохо, – я вон там с бумагами буду.
Ох, эти бумаги… Акт передачи смены, товарный отчет, требование на склад и что‑то еще и, наконец, важнейшее – отчет о полученной валюте. Ошибка в любом документе могла стоить работы. В то же время, если хорошо и правдоподобно подогнать цифры, можно было за смену только на отчетах вывести в карман до сотни рублей.
– Работа с бумагами – это творческая работа, – повторяла Анька чью‑то фразу, – отнесись к ней с душой, и прилипнет сладенький стольник! Она складывала из сторублевки маленький самолетик и, держа его над головой, шла‑летела с ним в подсобку.
– Ведь вы не откажетесь пойти сегодня с дамой в «Метелицу»? – и прижимала его грудью к ящикам с минералкой, а в глазах ее блестели мириады огоньков‑смешинок.
Подняв голову от бумаг, бармен смотрит на своего единственного посетителя. По‑детски подперев лицо двумя кулаками, пассажир глядит куда‑то вдаль, в глубину ушедших лет, и бармену даже померещилось, что по щеке гостя бежит слеза.
– Нет‑нет, не нужно в медпункт. Да вот уже и посадку объявили. Спасибо вам. Спасибо…
Разговаривая по телефону уже по‑английски, гость подхватил полупустую сумку и отправился на посадку. Странный пассажир.
Димка
[1] Извините, у вас все в порядке? (нем.)
