Литературный тур де Франс. Мир книг накануне Французской революции

С точки зрения торгового представителя литература выглядит не столь грандиозно, как если бы мы взялись изучать корпус великих книг, написанных великими авторами. Я вовсе не намерен сбрасывать со счетов тот старомодный подход, который по‑французски именуется «жизнь и творчество» (l’ homme et l’ oeuvre), хотя среди современных литературоведов он особым уважением и не пользуется. Напротив, меня вдохновляют такие шедевры, как «Утраченные иллюзии» Бальзака, – воображаемые картины того мира, который я пытаюсь восстановить по архивным источникам и который существовал за десять лет до рождения Бальзака (1799). Я намерен исследовать книжный мир Старого порядка (Ancien Régime), каким он был, когда становился источником опыта и предметом постижения для профессионалов, начиная со скромной фигуры коммивояжера. Но я не собираюсь заниматься антикварным делом: избранный здесь подход должен вести от микроскопических деталей к более широким умозаключениям. Я буду затрагивать проблемы, связанные с практиками книгоиздания, с распространением книг, с операциями на книжном рынке, с ролью книготорговцев как культурных посредников и со спросом на литературу. В конечном счете я надеюсь показать, какие именно книги циркулировали на литературном рынке в те два десятилетия, что предшествовали Французской революции. Несмотря на неполноту данных, я предложу читателю списки тогдашних бестселлеров, что даст представление о литературных вкусах в разных частях страны. Кем были тогдашние читатели и как они понимали прочитанное, я сказать не могу, поскольку на этот счет не располагаю их собственными свидетельствами; однако я льщу себя надеждой, что сумею восстановить общие очертания спроса, потребительские паттерны – что бы ни имелось в виду, когда речь идет о потреблении книги.

Моя вторая цель состоит в исследовании всего того, что так восхищало Бальзака: жизненных стилей, свойственных обычным людям, которые принадлежат к слоям общества, редко попадающим в наше поле зрения. Мне хочется понять, как жили книготорговцы, как выстраивались отношения между посредниками, доставлявшими книги читателям. Если книготорговцы и появляются в истории литературы, то исключительно как бесплотные тени. Но если взглянуть на них с точки зрения торгового представителя, да еще и приглядеться попристальнее к документам из издательских архивов, предстают сложные индивидуальности этих людей. Появляются самые разные фигуры: от гильдейских уполномоченных и патриархов старых торговых семей до букинистов и мелких подпольных торговцев.

Самые полные досье позволяют проследить за всеми этапами их жизненного пути. Пройдя период ученичества, мужчина находит женщину с приданым, женится, заводит собственный магазин, набирает ассортимент, пускается в рискованные предприятия, ему внезапно везет, затем он оказывается на грани банкротства, он заболевает и умирает, оставив свое дело сыну или, в немалом количестве случаев, изворотливой и цепкой вдове. Другое досье рассказывает историю деревенского учителя, который пытается подработать продажей книг, но чаще всего у него не окупаются даже расходы на доставку. Он пускает жильцов, возделывает крохотный виноградник и умирает, не теряя надежду на следующий урожай, который принесет, может быть, достаточно денег, чтобы его подпись на просроченном векселе хоть чего‑нибудь стоила. Папка, заполненная кое‑как нацарапанными записками, где одна орфографическая ошибка следует за другой, дает представление о способе жизни разъездного торговца (marchand forain): в качестве адреса на долговых расписках у него всякий раз значится постоялый двор, потому что постоянного местопребывания у него нет. Свой товар он возит на телеге с одной сельской ярмарки на другую – до тех пор, пока его лошадь в силах передвигать ноги. Если она околеет или если у него самого не останется никаких оборотных средств, он не сможет объявиться на этом постоялом дворе в день обязательной выплаты, и судебный пристав вычеркнет его из списка людей, заслуживающих доверия, как бродягу с «местожительством на воздухе» (domicile en l’ air). Документы фиксируют бесчисленные вариации человеческой комедии, разыгрывавшейся в книжном мире два века назад.

И через все эти документы проходит красной нитью еще одна тема из тех, что зачаровывали Бальзака: страсть к деньгам. Конечно же, следует сделать скидку на специфический характер источников, поскольку бóльшая часть папок содержит деловые письма, в которых речь прежде всего и должна идти о прибылях и убытках. Но письма также передают и нравы, и чувства, присущие эмоциональному регистру, особому для специфической формы капитализма, – не только желание услышать звон золотых монет (écus bien sonnants), но и потребность в доверии (confiance) в ходе весьма опасной игры, где каждый игрок изо всех сил старался не дать себя обмануть в круговерти привычных профессиональных хитростей: пиратства, контрабанды, шпионажа, блефа, фальшивых банкротств и нелегальных операций, которые проводились из‑под полы (sous le manteau) или из‑под прилавка (sous le comptoir).

Конечно же, все эти практики процветали и в XIX веке, когда их изучал Бальзак, их обнаруживаешь и в другие времена и в других странах. Но книжная торговля XVIII века производит редкое впечатление свежести, которая сильно ощущается по многим досье. Книгопродавец – или издатель, книгоноша, контрабандист, поставщик – оказывается не в состоянии погасить вексель в нужную дату. Следом подходят другие платежи. Он балансирует на грани банкротства, заключает сделки с самыми нетерпеливыми кредиторами, вновь обретает почву под ногами, затем поскальзывается, падает и исчезает из виду. Письмо от соседа или от коллектора ставит в истории финальную точку: «Оставил ключи под дверью»; «Завербовался в армию»; «Уехал в Россию»; «Уплыл на корабле воевать в Америку»; «Его жена и дети просят милостыню на паперти». Не то чтобы все эти письма следовало принимать за чистую монету. Они всегда тенденциозны, всегда преследуют какой‑то интерес и никогда не предлагают нам незамутненной картины реальности. Однако при всей их субъективности, а может быть, именно благодаря ей, они показывают, как конструировалась эта самая реальность в одной из интереснейших субкультур Старого режима.

Ко всему прочему, эти письма мы имеем возможность читать в отраженном свете сведений, полученных от Жан‑Франсуа Фаварже, нашего торгового агента. В его задачу входило вникнуть в характер и в манеру ведения дел каждого попавшегося по пути книготорговца. И совершенный Фаварже тур де Франс дает нам, таким образом, ту структурную основу, на которой держатся многие романы. Следуя за ним по карте Франции из города в город и из деревни в деревню, можно увидеть, как сплетаются между собой судьбы самых разных людей – и все ради того, чтобы в царстве литературы пришли в согласие между собой предложение и спрос.

Несмотря на то что история Фаварже смахивает на плутовской роман, ее имеет смысл рассматривать в рамках экономики и социологии ничуть не в меньшей степени, чем в рамках истории литературы. Рассказывая ее, я старался вскрыть максимально широкие контексты, на которые она выводит, – и при этом избежать слишком откровенных экскурсов в область литературно‑биографическую. Однако на сайте я выложил пару дюжин биографий, которые по большому счету могут служить чем‑то вроде портретной галереи книготорговцев XVIII столетия. Кроме того, на сайте можно найти расшифровку самого дневника, переписку Фаварже с STN, письма книгопродавцев и подробную информацию о тех городах, где они жили, – о населении, производстве, торговле, уровнях грамотности, органах управления, учреждениях культуры, а также тогдашние отчеты об издательской и книготорговой деятельности и ссылки на дополнительную литературу. Поскольку сайт содержит настолько объемный материал – оцифрованные версии всех исходных рукописей, документы о контроле за книжной торговлей, десятки статей, написанных мной за последние сорок пять лет, – я постарался сделать эту книгу относительно короткой. Те из читателей, кто захочет подробнее разобраться в каких‑то конкретных темах, смогут обратиться к сайту и использовать находящиеся там документы для того, чтобы предложить новые интерпретации и поставить под сомнение сделанные мною выводы.

Короче говоря, эта книга рассказывает историю, которая должна быть интересной сама по себе, но при этом всегда может переадресовать читателя к энциклопедической цифровой базе данных. Читать ее можно самыми разными способами. И наконец, я надеюсь, что она доставит удовольствие тем, кто хочет ознакомиться с такой невероятно интересной областью исследований, как французский книжный мир XVIII века.