Лист лавровый в пищу не употребляется…
Лист лавровый в пищу не употребляется…
Автор: Галина Калинкина
Дата написания: 2023
Возрастное ограничение: 18+
Текст обновлен: 26.05.2023
Аннотация
"Лист лавровый в пищу не употребляется", роман‑надежда – сага о старообрядцах, но и не только. Он о людях верующих и неверующих, об атеистах и надеющихся; мир рушится, а герои пытаются сохранить веру и себя – главное, своего держаться, чтобы не происходило. Роман‑надежда – это гимн честным и правильным.Герой и его окружение в «нестыкующихся эпохах» соотносятся не с законами установленного режима, а с замыслом Вечности: «правда давно найдена». Развал родового гнезда и сохранение своего «я» людьми с упрямством в морали становится условием человеческого самоосуществления в искорёженном мире. Среди «снеговой борьбы», разборов реквизированных коллекций в музее, в очередях приёмника‑распределителя, в советском сиротском приюте над каждым из героев, ежедневно делающих свой выбор, идёт невидимый и независимый суд поступков.
Галина Калинкина
Лист лавровый в пищу не употребляется…
Воспрянь, псалтирь и гусли! Я встану рано…
Псалом 107‑й
ПРОЛОГ. Глава НОВЫЕ ЧИСЛА И ДНИ
1
Смертный список
1991‑й год
На ночь всегда нужно прощаться. Вот счёт окончу…
«Ложки серебряные – Миле,
бусы агатовые и полуимпериал – Веке,
ридикюль крокодиловой кожи и полуимпериал – Тусе,
«Мозера» карманного –Товке,
полуимпериал и папашин портсигар в двадцать золотников – ему же,
запонки с тарантулом, перстень‑печатку и полуимпериал – Мике,
вазу Галлэ с черной хризантемой, серьги‑«слезки» горного хрусталя,
и полуимпериал – снова Миле,
Евгению – молчуна‑«Макария»,
барометр Карла Воткея и «Гусляра» медного с чернилами…»
Зачеркнуть. Без чернил.
«Шуше – «Спас–Эммануил», «Спас – Лоза Истинна», «Спас – ярое око»
и Матушку‑«Елеусу», фантаскоп со стеклянными пластинками для туманных картин, «Ниву» за 1911‑й год и альбом с карточками ей же,
Псалтирь с серебряными застежками,
лестовку, молитвенник сафьяновый – Липе,
«Николу дырявого»,
«Николу паленого» и «Прибавление ума» в храм снести,
к отцу Ульяну…»
Теперь можно снести. Пусть снесут.
«Дома Малый и Большой – за живущими в них. Платье – нищим.
Книги…».
А что делать с библиотекой? Кому нужна пыль собрания сочинений отмененных авторов? Книга – дух, не тело, не плоть. Книга – воздух, книга – слезы; как отдашь? Про библиотеку подумать и вписать. Память на девяносто первом году принялась шельмовать. Прошлым годом сносно вела, а нынче себя оговаривает. Жил каждый день и незаметно из мальчика стал старик. Теперешняя жизнь сузилась так, что оторванная пуговица, расколотая чашка, выпавший снег – событие.
Лавр Павлович выключил лампу под зеленым плафоном и тут же снова включил. Зажег от спички витую стеариновую свечу и вовсе погасил зеленый. В горсти трепыхалось пламя, обжигая узловатые пальцы и едва освещая спинку кровати, подлокотник кресла и угол с книжными полками – часть разгороженного, тесного, а прежде просторного, в два окна, кабинета. Опасаясь заскрипеть дверными петлями, крадучись выбрался в приоткрытую дверь и зашаркал ближе к спальне Шуши. Свет тащился за свечой через весь зал.
От оконного занавеса на бахрому гобеленовой скатерти и львиные ножки «Бехштейна» пролегла безукоризненная игла лунного луча. Приостановился у рояля, порицательно покачав головою, как на вещь странную, не входящую в его смертную опись. Задержался возле круглого стола, прислушался к сонному голосу из комнаты внучки.
«В горнице, где мы собрались, было довольно светильников… Меж тем отрока привели живого, и немало утешились».
– Шушка, вслух читаешь?
– «…И провожали его до корабля».
Александра шумно захлопнула книгу.
– Тсс…не греми. Спят. Ставлю вопрос: откуда это? Знакомо.
– Так…
– Уж и ответить трудно. Помешал. Всем мешаю.
– Деинька, иди спать.
– Каждый день докладываю им про болезнь «старуху‑бессонницу». Не удосуживаются запомнить: прежде второго часу не почиваю.
– А нянька говорит, от бессонницы молиться святым Киру и Иоанну.
– Пустое.
– А я вот читала, древние греки под постель клали лавровую ветку, чтоб сны снились.
– Победные?
– Вещие.
– На что мне? Я всё повидал из жизни своей.
– А который теперь час? «Макарий» всё молчит.
