Обителей много

Этим самым почерком в тетрадке были написаны списки имен и фамилий, некоторые – иностранными буквами, и Колька не мог разобрать их, как ни силился. Он немного полистал странички: на некоторых страницах он увидел схемы, похожие на те, что чертила ему мама, когда рассказывала о семье и о том, кто кому приходится деткой и родителем… геологическое… гинекологическое… нет, генеалогическое древо, во, вспомнил Колька, и с интересом посмотрел на картинку, напомнившую ему соцветие укропа.

При мысли об укропе Колькин желудок совершил небольшой, но ощутимый кульбит, и мальчик почувствовал, как рот наполнился слюной: сейчас бы малосольного огурчика, да из бочки, да с хрустом, да с отварной картошечкой… Он быстро пролистал оставшиеся странички: отец Дмитрий, видимо, изучал историю какой‑то семьи… или семей? Колька не увидел ни одной знакомой фамилии и уже хотел было оставить тетрадку и выйти, как взгляд его зацепился за одну строчку.

Baumeister… как это читается, это ведь что‑то знакомое… английское (а английский ли это?) B – оно ведь как русское Б, значит, это Баймейстер… нет, Баумейстер! Баумейстер – фамилия прабабушки, той самой прабабушки Марии, в доме которой они теперь живут.

 

Колька вспомнил генеалогический укроп, который рисовала мама.

Точно, там была бабушка Ханна, она в девичестве – до того, как вышла замуж за дедушку – тоже Баумейстер, а уж та веточка, которая от прабабушки Марии, куда она вела? Колька не помнил.

Он хотел еще разок полистать тетрадку, – не мелькнет ли в другом месте прабабкина фамилия, – но в этот момент за окном послышались жестяной звон и чьи‑то шаги. Колька вздрогнул и чуть не свалился с кровати на пол. Он быстро поправил покрывало, положил тетрадку на место и прокрался в залу. Хорошо, что он прикрыл за собой входную дверь! Кто бы там ни ходил снаружи – если это, конечно, не сам отец Дмитрий, – пусть ему будет невдомек, что в дом кто‑то проник в отсутствие хозяина.

Колька осторожно выглянул в окно, прячась за занавеской. Он увидел спину удаляющейся женщины и скривился так, будто куснул огурец, а у того оказалась шкура немыслимой, до сведенных скул, горечи. Только этой встречи ему не хватало!

 

Из дневника Кольки

 

16 сентября 2011 года

 

Мама сегодня снова вспоминала прабабушку Марию.

У нее была красивая фамилия, Баумейстер. Мама говорит, она немецкая. Это мне она пра, а маме бабушка. Мама у нее часто тут бывала летом.

Я пришел очень расстроенный из школы, но не хотел, чтобы мама заметила. Я спрятался в мастерской и чинил медный листок, а мама пришла мне рассказать, что прабабка тоже много делала руками и такое, что считалось только мужским делом. Сверлить или чинить что‑то.

Ну да, она тут одна жила в доме, ей нужно было уметь всё. Я тоже хочу уметь всё. Мне кажется, нет дел для девочек и для мальчиков, есть просто важные и неважные. И те, которые приносят радость или не приносят.

Мне в школе очень многое не приносит радости. И в начале года время тянется жутко долго. В этом году мне надо будет готовиться поступать в лицей. Мама говорит, что я точно поступлю, а папа сказал, что нам надо дополнительно позаниматься математикой. Он всегда говорит, что надо позаниматься, а потом забывает и с головой уходит в свои книжки. Но это не страшно, я сам могу решать примеры из интересных тетрадей, которые привезла Дина. А когда я прошу папу проверить, он всё бросает и идет проверять, и потом он может забыть про свою работу и даже про ужин.

Папа умеет сам придумывать офигенные задачки, они у него получаются интереснее, чем в учебнике, и даже интереснее, чем в Дининых тетрадях. Это потому что он читает много книг на разных языках. Когда он на ходу сочиняет мне задачу, у него получается такоенеобычное условие, что он и сам забывает, кого на что разделить или умножить. Только один раз было странно, как будто папа подсмотрелмой сон, из тех самых, хотя я ему такой не рассказывал. Он задумался, а потом улыбнулся, как улыбается, когда очень доволен, у него тогда на носу как будто искра светится. И сказал, пусть будет такая семья существ, они живут на дереве в гнездах, и они синие. Вот тут я ужасно удивился и почти испугался.

А папа не замечал, он говорил: допустим там папа и мама, и у них восемь деток, ну и бла‑бла, он потом придумал, как надо было что‑то посчитать, но я почти не слушал, так удивился тому, что папа придумал про синих существ. Я спросил, почему существа синие, но он вдруг рассердился и сказал, что это неважно, а важно решить задачу. Папа вообще редко сердится, это было странно. Потом он сунул мне учебник и сказал решай оттуда и ушел обратно за книжки.

Но вообще я за математику не волнуюсь, мне нравится считать, и я понимаю, что такое дроби и как их между собой складывать. И всякие задачи на время, кто сколько ползет или едет, мне тоже нравятся.

 

Мне не нравится на технологии!

Я люблю наш мир, про который Бог сказал «хорошо весьма», и ведь столько всего интересного можно сделать руками. Я проращивал всякие семена дома, а потом пересаживал в сад, мама дала мне там свой уголок. Я люблю шить иголкой, и пуговицы пришивать по‑всякому меня научила мама. И вышивать научила, и это очень красиво, и можно делать удивительные вещи, например, я могу помочь маме с ее работой. Или вышить подарок Дине, например занавески или скатерть в ее квартиру.

Весной Карцеровна заставила на технологии девчонок подшивать шторы для класса, а мальчиков чинить забор вокруг школьного участка. Он такой длинный и весь похож на гнилые зубы, надо было расшатать старые доски, а потом на станке выпилить новые. И покрасить. Я сначала бесился, что они используют нас вместо рабочих, которым надо заплатить деньги, а потом мне понравилось. Особенно красить. И мне нравится делать полезное, когда видишь, что не зря. Забор получился хороший.

Но в этом году она сказала, будем шить. Я сначала обрадовался, я же умею шить. Но уже два урока подряд она задает читать тупню из учебника, и надо пересказывать про строение швейной машинки. Я итак знаю, как устроена машинка, потому что я люблю смотреть на маму за работой. Но там какието старые учебники, мама пролистала и говорит, что у нее более современная и не с ножным приводом, но я все равно должен вызубрить эти страницы, с приводом. Надеюсь, что потом мы все‑таки начнем шить, и я смогу сделать задание на отлично.

 

Расскажу, почему я сегодня вернулся грустный.

Я принес в школу омедненный листок подорожника, над которым работал неделю в мастерской. Мне было сложно, надо было паять, патинировать, покрывать изделие лаком. Получился красивый листок, я думал похвастаться Йосе.