Беги
– Ну, вот, – радостно говорила баба Валя. – Девонька наша на поправку пошла! Дай‑то Бог! А то ведь смотреть на нее страшно было.
А Виктория только и жила в ожидании ночей и страстных свиданий с Олегом. Или с тем, кто притворился Олегом. Ну и что? Если от этих встреч в ней снова проснулась жажда жизни, то, что в этом плохого?
Жизнь шла своим чередом. Виктор, после похорон Олега целый год ходил за Викторией как побитая собака. Но та видеть его не могла, не то, что разговаривать. Походил, походил парень, да и рванул на север за длинным рублем.
Справляя двадцати пятилетие старшей внучки, баба Валя вдруг ударилась в слезы.
– Бабуль, ты чего? – удивилась тогда десятилетняя Юлька.
– Да ничего, – отмахнулась носовым платком та. – Дайте мне кусок торта, да побольше!
А вечером, когда девчонки легли спать, баба Валя насела на Михаила.
– Пропадает девка‑то! – выговаривала она. – Никуда не ходит! Работа – дом – работа! Так она ни с кем и не познакомится.
– Мам, ну не хочет она пока знакомиться, – заступался за дочку отец.
– А когда захочет? Когда восемьдесят лет стукнет? – не отступала та.
– Ну, ты загнула, конечно! – рассмеялся Михаил. – Вот зарастет сердечная рана и познакомится!
– Долго что‑то зарастает, – недовольно пробубнила баба Валя и отправилась спать.
– Ну и что ж теперь? – пожал плечами Михаил. – Может и не зарасти совсем, – вздохнул он, вспомнив жену.
***
Вика обнаружила себя сидящей на голом крашеном полу в двухкомнатной квартире. Перед ней стояли тазы и ведра с кусками человеческого тела. Крови не было. То есть кровь, конечно, была и много, но ее уже уносило по чугунным стоякам пятиэтажки. Почему пятиэтажки? Да потому что, Виктория точно знала, что живет в пятиэтажке. Теперь нужно сделать самое главное; разложить куски по пакетам и вынести в мусорные контейнеры. Ночью, чтобы никто не заметил. И желательно подальше от дома. Складывая куски того, что еще несколько часов назад было человеком, Вика не испытывала страха или мук совести. Ну, убила и убила. Теперь главное не попасться. А кто был этот человек и за что она его так, не помнила. Убийство стерлось из памяти. Сейчас бы убрать все и больше никогда… Никогда этого не совершать. Впрочем, она уже много раз давала себе слово, и даже какое‑то время держалась.
А потом что‑то случалось, и она приходила в себя уже в квартире, пакуя по пакетам останки.
– Ужас, ужас, – шептала Вика, толкая перед собой сумку на колесиках и разбрасывая по разным контейнерам тяжелые пакеты.
Обязательно по разным! Чтобы запутать всех и вся. Выкидывая последний пакет, она огляделась. Знакомая местность. За углом начинался частный сектор, и совсем рядом ее дом.
Вика замерла, понимая, что что‑то не так… В голове частный дом так ловко переплелся с двухкомнатной хрущевкой, что она не могла понять; где же на самом деле ее жилье? Куда идти?
Знакомый незнакомый двор завертелся ненормальной каруселью, и мусорные контейнеры с грохотом перевернулись. Раздался противный шорох…
Пакеты зашевелились и словно огромные черные гусеницы поползли к Вике.
– Я не хотела! – закричала она, не в силах сдвинуться с места.
А пакеты все ползли и ползли и вот уже завалили ее по грудь и уже нечем дышать. И вот уже и ничего не видно, кроме черного полиэтилена. Темнота и шуршание. И что‑то липкое.
«Плохо кровь спустила, не всю», – промелькнула чужая мысль. Чужая…
– Да какую кровь?! – закричала Вика и проснулась.
Сон выветрился из памяти, как только Виктория, засунув ноги в мягкие тапочки, прошлепала в ванную.
На работу сегодня к двенадцати, так что можно не торопиться. Заварив чай, она положила в тарелку бабулиных сырников и приготовилась не спеша позавтракать в полной тишине. Не получилось.
Громко хлопнули ворота и через минуту в дом ввалились Юлька и баба Валя.
– Ура‑а‑а! – швырнув портфель, проорала сестренка. – А у нас уроки отменили!
– В связи, с чем это? – нахмурилась Виктория.
– А у бабули спроси! Я не поняла ничего! – отмахнулась та и ускакала в свою комнату.
– Что там, бабуль? – ловко расправляясь с сырником, поинтересовалась Вика.
– Ой, Викуся, и не спрашивай! Ужас‑то какой! – заохала баба Валя.
– Что там за ужас? Бомбу нашли? Школу заминировали?
– Ах, если бы!
– Бабуль, – старшая внучка даже жевать перестала. – Ты что такое говоришь?
– Да бомбу‑то увезут и взорвут, а школу разминируют! А тут и не знаю, как сказать. Маньяк у нас в округе завелся. Представляешь? Распиливает людей на кусочки, складывает по пакетам и выбрасывает в мусорные контейнеры. Вот!
– Да‑а? – растерянно переспросила Вика и замерла. Перед глазами пронесся сегодняшний сон.
– Ужас… – побледнев, добавила она.
– Это все, что можешь сказать?
– Нет, не все, – покачала головой внучка. – Могу еще кое‑что к этому добавить.
– Э‑э‑э, – разведя руками, баба Валя выжидающе уставилась на Вику.
– Могу добавить, что этот тип живет в пятиэтажке, где‑то рядом с нашим частным сектором. Он болен. Психически болен. Что там у него, не знаю. Может шизофрения, а может раздвоение личности. Я в этом не сильна. Как убивает и почему, не помнит. Приходит в себя только после убийства, когда надо заметать следы. Боится, что поймают и очень страдает. Болен, болен. И скорей всего это мужчина.
– Как это ты? – проблеяла баба Валя.
– Это, бабуля, опять сон, – вяло отмахнулась внучка.
– Так надо Михаилу рассказать!
Михаил Васильевич Вихлянцев, Викин отец и сын бабы Вали, был начальником следственного отдела.
– Ой, бабуля, – фыркнула Виктория. – Что ты ему скажешь? Что его ненормальной дочери опять вещий сон приснился, где она побывала в теле преступника? Фу! Если честно, то мерзкое ощущение.
– Зря хихикаешь! – обиделась Валентина Ивановна. – Миша очень серьезно относится к твоим снам и видениям.
– Ладно, не обижайся, – поцеловав бабулю, Вика принялась мыть посуду. – А про сон надо рассказать. Этого человека лечить надо, а он спокойно расхаживает по улицам.
