Эффект морковного пирога
Жизнь кипела здесь, словно сейчас не вторник, а разгар полночной субботы: влюблённые пары потягивают вино, компании подружек громко хохочут, друзья о чём‑то весело спорят, пожилые мужчины ведут с усмешкой беседы. Я пробралась через гостей и обратилась к девушке, у стойки:
– Здравствуйте, меня ожидают.
Метрдотель, на секунду, надула тёмно‑бордовые пухлые губы, словно оценивая меня с ног до головы, и откинула назад идеально уложенный локон, а потом, резко, расплылась в улыбке.
– Добрый вечер и добро пожаловать. На какое имя у вас бронь? – Я поежилась и, незаметно, поправила плечом предательски‑сползающую бретельку под футболкой.
– Борис Коган.
– А, прекрасно. Встреча будет в отдельном зале, но господин Хафур ещё не подошёл. Можете подождать у бара, я вас провожу. – Девушка обогнула стойку и вытянув руку, пригласила меня в закуток, где, в отличие от улицы, вообще не было никого, кроме бармена.
Метрдотель указала мне на высокий стол у стены, напротив бара и вручила меню. Я проскользнула на диван и принялась разглядывать помещение: длинная барная стойка, позади, на стене, зеркало, стаканы и бутылки с алкоголем, старые обшарпанные стены, скорее винтажные и оригинальная лепнина на потолке.
– Добро пожаловать, – сказал бармен и поставил передо мной стакан с водой. – Меня зовут Марк, буду рад помочь вам. Желаете сразу заказать что‑то из напитков?
– Нет, спасибо, Марк. Я ожидаю… – я замешкалась и чуть тише добавила, – друзей.
– Хорошо. Я подойду чуть позже. Хорошего вечера.
– Спасибо.
С кухни, за стойку ворвался второй бармен, он поприветствовал меня, и мужчины принялись ловко выполнять заказы, подзывая официантов. Те, в спешке, забегали в закуток, хватали бокалы и убегали в зал с подносами.
Бар ожил с новой силой, когда в него зашли мужчины, и бармены за стойкой радостно вскрикнули, приветствуя знакомых гостей. В тот же момент у моего стола возникла Наташа:
– А, вот ты где. Почему ты так оделась на встречу?
– И тебе привет. Я ещё не была дома, Борис забрал меня из бюро, когда я собиралась помыть чашку Адама. Опять.
– Господи, когда он уже перестанет расставлять всюду свои стаканы? – Ещё одна группа парней шумно зашла в бар и Наташе пришлось перекрикивать их. – Борису стоило переодеть свою куколку! Выглядишь странно для такой важной встречи.
Очевидно, Наташа не совсем меня любила. Думаю, она была уверена, что между мной и Борисом что‑то есть и не сильно уважала меня за это. Мне было всё равно. Эффектная, длинноволосая, даже в своем чопорном, чёрном костюме юриста она смотрелась сногсшибательно. Как она только ходит в нём в такую жару?
Мои шорты‑бермуды и самая обычная однотонная футболка, в которой я потела весь день, бегая в типографию по жаре, никак не подходили для деловой встречи и делали из меня больше школьницу, чем женщину‑профессионала.
Я окинула себя взглядом в зеркале за барной стойкой. Моя радость от первой встречи с клиентами совсем выбила из головы мой неподобающий вид. Впрочем, как и жара выбила пух из моих выпрямленных волос, и я выглядела точь‑в‑точь, как после бани.
Глядя в зеркало, я начала поправлять волосы, и, в попытке спасти хотя бы свою причёску, мои глаза встретились с озорным взглядом и ухмылкой мужчины у бара. Не может быть! Мгновенно, каждая моя клетка вздрогнула, от макушки до кончиков пальцев, словно по телу прошёл электрический разряд. Руки на голове застыли, а потом медленно сползли вниз.
Думаю, мой прищуренный, озадаченный взгляд смотрелся очень дико. Я всё ещё пыталась разглядеть в полумраке: он это или не он. Но, судя по ямочке на правой щеке, и тому, как парень продолжал смотреть на меня, словно смеясь, это точно был он.
– Спрячу‑ка я завтра ещё одну кружку Адама, – вернула меня к реальности Наташа.
– Что? – я отвернулась от парня.
– Да‑да! Спрячу его кружку. Пусть нервничает. Зачем он их всюду расставляет?
– Ты знаешь, зачем, – взмолилась я, украдкой глядя на парня, – он делает это, чтобы подчеркнуть моё положение в офисе. Прошу, не делай этого: меньше чашек – ещё больше чашек! Он принесёт в бюро новую.
– А что, может, правда, мне подарить ему новую чашку, скажем, музыкальную?
– Лучше уж с маячком, чтобы она орала: «помой меня», каждый раз, когда он убирает с неё руки.
– Кто убирает с кого руки? – раздался голос, и от моего спокойствия не осталось ни следа. Точно, узнал меня.
– Никто, – буркнула я в замешательстве.
– Здравствуй, Анна. Я уже думал не встречу тебя снова. Рад тебя видеть! Сто лет, верно? – обратился он ко мне.
– М‑м‑м? – я неловко улыбнулась, всё ещё пребывая в растерянности. Если бы не Наташа, которая слышала, как он назвал меня по имени, я бы заверила его, что он обознался. Но, пока я собиралась с мыслями, парень продолжал.
– Простите, как грубо с моей стороны вмешаться в вашу беседу и не представиться, – он развернулся к Наташе и протянул ей руку. – Я Левон, старинный друг Анны.
– Старинный друг? – как глупая, повторила я, но Наташа уже вовсю влилась в беседу.
– Очень приятно, Левон, – встрепенулась она и откинула прядь чёрных, как смоль, кудрей, распрямляясь и выпячивая декольте. – Я Наташа.
– Взаимно! – сказал он, не отрывая взгляда от моей спутницы и пожимая её руку. Он продолжил мою пытку: – Конечно, друг, мы вместе сломали Давиду нос. Разве такое не скрепляет навечно?
– Не думаю… – тихонько сказала я, пока Наташа щебетала.
– Сломали нос? О Боже, я должна знать подробности. Анна сломала кому‑то нос? Почему же нос Адама всё ещё цел?
– О, вы не поверите, Наташа, в тот день она сломала два носа.
– Два? Невероятно!
– Так ты отдашь мне его? – обратился ко мне собеседник.
– Кого? Нос? – не поняла я.
– Нет, не нос. То, что обещала отдать при нашей следующей встрече. – Господи, как он помнит это? Надеюсь, мне удастся изобразить равнодушие.
– Я не понимаю, о чём ты.
– Лео, ты идёшь? – позвал его один из парней у стойки. – Мы ждём тебя.
– Он всё ещё у тебя? – я краснею, вспоминая обстоятельства нашей последней встречи. Надо поскорее спровадить его.
– Почему бы тебе не вернуться к своим «настоящим друзьям», – подчеркнула я, немного осмелев, – они тебя ждут.
– Ещё минутку, дружище. Прошу прощения, дамы, мне нужно ответить. – Левон отключил звук звонящего телефона, и вместо того, чтобы уйти, стоял и вглядывался в моё лицо.